Одной из самых значимых фигур в русской поэзии XX века является Марина Ивановна Цветаева. Поэтесса очень рано, в шестилетнем возрасте, начала писать стихи. Разумеется, в этих детских пробах пера девочки, выросшей в уютном московском особняке и в поэтичной, но провинциальной Тарусе, трудно было найти богатство жизненных наблюдений или переживаний. Однако уже в этих опытах заметен был редкий поэтический талант.

Все созданное за период с 1913 по 1916 год Марина Цветаева предполагала объединить в сборнике «Юношеские стихи», подготовленном к печати в 1919 году. Эта книга не вышла в свет, но, судя по письмам, он должен был стать этапным на ее творческом пути. Особое место в ранних и «юношеских» стихах занимает тема любви. В стихотворении «Следующей» Цветаева напутствует молодую душу и предлагает ей в качестве заповеди и девиза самое главное и значительное: быть вечно с любимым и одарять любовью. Как заклинание звучит голос молодой поэтессы: «Люби без мер и до конца люби!» Молодая героиня цветаевских стихов хочет навсегда остаться в памяти своего возлюбленного («Надпись в альбом»), если жизнь разлучает их. Она не жалеет признаний в своей страстной любви, но не торопится перейти от романтической сказки, от чистоты и безгреховности дружеских отношений к страсти («Детская»). Чувство может стать слепым, выбор может оказаться ошибочным, но даже и тогда не нужно спешить с разлукой: ведь «без любви мы гибнем, Чародей!» («Только в очи мы взглянули...»). В стихотворении «Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес...» (1916) перед нами предстает лирическая героиня ярко эмоциональная (об этом говорят восклицания последней строфы), непреклонная и резкая (поэт использует многочисленные тире, передающие эти свойства) и величественно-монументальная (она готова сражаться со всеми землями и небесами). В стихотворении чувствуются тот максимализм, та безудержность и та страсть, которые станут столь характерными для лирики Цветаевой в последующие годы.

Позже, в 1917—1922 годах, Марина Цветаева ищет свой путь в поэзии и пытливо вглядывается в новую действительность, которая так резко менялась на ее глазах. Поэтессу поражает и угнетает воцарившийся хаос, повергает в растерянность развал сложившегося, устоявшегося и привычного мира. Цветаева остается совершенно одна и воспринимает это одиночество остро драматически: «как луна — одна, в глазу окна», «я, крылатая, была проклятой». Заметно усиливается фольклорное начало творчества Цветаевой, единение ее стихов с народным творчеством. u1048 И это тоже характерно для романтиков — искать в фольклоре «душу нации», «душу родины». Размышляя о своем художественном самоопределении, М. Цветаева громко говорит о высоком предназначении и великой роли поэта, вдохновенные слова которого светятся, словно зарницы и всполохи («В черном небе — слова начертаны...»). Но свой труд она при этом склонна уравнять с трудом крестьянским: «В поте — пишущий, в поте — пашущий!» Знаменательно, что поэт пользуется объединяющим местоимением «нам», сопрягающим не только поэтов-небожителей, но и всех вечных тружеников. Схожее общее «мы» звучит и в стихотворении «Кавалер де Гриэ! Напрасно...», где Поэт переосмысляет роман аббата Прево о Манон Леско и рисует голодную толпу, выходящую «из ночи вьюжной»: Вереницею вольной, томной Мы выходим из ваших комнат... Стихотворение это, кроме такого переосмысления сюжета романа, примечательно и тем, что М. Цветаева по-прежнему верна миру романтики. Как романтичное воспринимается и имя поэтессы — Марина. И сама она была склонна осмыслять свое многозвучное имя, связывая его с морем (ведь по-латыни оно означает «морская»). На этом сопоставлении строится стихотворение «Кто создан из камня, кто создан из глины...». Его обаяние заключается в глубине и сосредоточенности самосозерцания, которое и раньше было свойственно автору: в юношеские годы она написала на схожую тему стихотворение «Душа и имя». Но это вовсе не меланхолическое — в духе старых романтиков — размышление о себе самой.

Оно исполнено живости, игры, динамики, подвижности, как те неостановимые волны, о которых идет речь в стихотворении. Ей не чуждо все человеческое, она способна даже на легкие увлечения, она не терпит «каменных » людей. Но не менее радостна она оттого, что создана не «из глины», что она не позволяет себе размякнуть, впасть в отчаяние, как иные, тем более — стать чем-то мнущимся и меняющим облик под влиянием чужой воли. Она — как волна, свободная, своевольная и непокорная. «Крылатая душа» поэта Марины Цветаевой ярко проявляется в стихотворениях, посвященных теме Родины. u1050 Какие бы перемены ни происходили с Россией, как бы Цветаева к ним ни относилась, лейтмотивом ее творчества была безмерная любовь к Родине. В цикле «Стихи о Москве» возникает образ старой, средневековой столицы с куполами и церквями — «нерукотворный град», который лирическая героиня подарила своему другу Осипу Мандельштаму. Россия в поэзии Цветаевой ассоциируется с рябиной, это дерево — своеобразный символ Родины: «Рябина! Судьбина русская». Самым щемящим произведением о России можно назвать стихотворение «Тоска по родине!..». Внутреннее состояние лирической героини, казалось бы, никак не зависит того, что она находится вдалеке от Родины.



 







Героиню мучает одиночество, она страдает от враждебности и непонимания окружающего мира, ее «я» противопоставлено «людской среде», и неважно, где это отъединение от мира происходит: на Родине или на чужбине. Все стихотворение представляет собой попытку лирической героини убедить саму себя в том, что ее душа — «родившаяся где-то». Однако чувство Родины не зависит от рассудка, от голоса разума, оно существует независимо от воли человека, поэтому на фоне девяти строф, в которых говорит голос разума, возникает последнее, в котором шепчет сердце:
Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст,
И все — равно, и все — едино.
Но если по дороге — куст
Встает, особенно — рябина...
Многоточие в конце стихотворения указывает на то, что у героини больше нет слов, она захлебнулась от «тоски по родине», оказавшейся совсем «недавно разоблаченной морокой». Трудная жизнь и суровые обстоятельства наложили свой отпечаток на внешность М.И. Цветаевой («я серебрюсь») и на ее душевное состояние («непрестанно разбита»). И все же она остается крылатой птицей, находящейся «в полете», «веселой пеной», «бренной» и неизменно «высокой
».