А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я
Н Г Чернышевский ИЗ ЛИТЕРАТУРНЫХ ВОСПОМИНАНИЙ - сочинение


Ясно выступает в моих отроческих воспоминаниях один летний вечер. Мы жили недалеко от Москвы на даче в селе Покровском-Глебове '. Отец, работавший летом не меньше, чем зимою, уделял только воскресенья своим друзьям и знакомым, приезжавшим на целый день из Москвы и из ее окрестностей. Но вечер, о котором я вспоминаю, был не воскресный; невзначай после обеда приехали Евгений Федорович Корш и Николай Христофорович Кетчер . Я, по своим годам, еще не был в состоянии как следует ценить Корша с его высоким образованием и тонким остроумием, которого впечатление (на взрослых) усиливалось его обычным заиканием. Но я от раннего детства любил Кетчера с его наружностью полудикого плантатора, с остриженными (тогда под гребенку) волосами, его необъятную соломенную шляпу, широчайшие и слишком короткие парусинные панталоны, которые он, кажется, носил и зимою, свирепо-добродушное выражение лица, громкий бодрящий голос и бесцеремонные шутки со всеми, сопровождаемые громким хохотом.


Гости что-то рассказали отцу и собрались с ним в его обычную вечернюю прогулку. Я попросился идти вместе с ними, и отец, после некоторого колебания, согласился. Но мои надежды на веселое собеседование Кетчера не сбылись. Он был мрачен и совсем не хохотал. Оказалось, что он с Коршем приехали передать отцу только что полученное из Петербурга известие о состоявшемся приговоре особого сенатского суда, по которому известный писатель Чернышевский, обвиненный в политическом преступлении, был осужден на каторжные работы в Сибири. Оба гостя имели удрученный вид, а отец, Библиотекарь Румянцезского музея, одно время редактор «Московских ведомостей» (до Каткова) и «Атеиея», переводчик многих важных ученых книг, изданных К. Т. Солдатенковым.

Все это не требовало бы никакого объяснения, если бы эти люди принадлежали к одной партии, группе или направлению с осужденным. Но если в первые годы царствования Александра II, когда освободительные реформы еще только подготовлялись, все люди, искренно желавшие этих реформ, составляли одну большую партию, где различия в образе мыслей, насколько они уже успели определиться, намеренно да и невольно сглаживались ввиду общей цели, то в то время, которое я теперь вспоминаю, дело стояло уже иначе. Главная насущная цель была достигнута, люди разных принципов и идеалов враждебно столкнулись на дальнейшем пути, и, независимо or старинной противоположности «славянофилов и западников», резко обозначилось в самом «западничестве» существенное несогласие между идеалистами-либералами «сороковых годов» и реалистами-радикалами «шестидесятых годов».

Корш и Кетчер были чистейшими правовернейшими «людьми сороковых годов», живыми памятниками знаменитых «кружков in der Stadt Moskau». Немецкая философия и Шекспир продолжали быть для них высшими откровениями всемирного смысла; к движению шестидесятых годов они могли относиться только враждебно и нисколько не старались смягчать этой вражды. Особенно Корш всячески изощрялся в более или менее язвительных насмешках над новейшими идеями и «последними словами» радикальной мудрости. Могло, правда, представляться как будто некоторое связующее звено между направлением «отцов» и стремлениями «детей», именно в лице Герцена. Но, во-первых, он был далеко, вне России, и, во-вторых, та умственная подвижность, благодаря которой Герцен самолично пережил всю тридцатилетнюю эволюцию идей от гегельянства до социалдемократии,— эта умственная подвижность Герцена не была уделом его московских друзей; их «эволюция» теоретически остановилась на сороковых годах, а практически завершилась 1861-м годом, когда они, сочтя главное сделанным, решительно разошлись с своим заграничным другом. А с петербургскими деятелями нового направления они не имели никаких личных связей, которые бы смягчали противоречия в образе мыслей.

Что касается до моего отца, то, как человек с самыми положительными верованиями в области религии и как убежденный «государственник», он, конечно, был еще дальше от господствующего направления 60-х годов.

Почему же печальная судьба Чернышевского—самой значительной головы в этом враждебном и, во всяком случае, чуждом и не сочувственном им лагере — так поразила и возмутила этих людей? Конечно, они были слишком благородны, чтобы радоваться чьему бы то ни было несчастью. Но, если бы они считали это несчастие заслуженным, они могли бы «по человечеству» пожалеть о пострадавшем, указать на какие-нибудь «смягчающие обстоятельства» — и успокоиться. Но откуда это необычайное волнение, почему эти люди выведены из себя?



 
Отчасти я могу понять причину из тогдашнего разговора, особенно из слов отца, который говорил больше своих собеседников. Впоследствии дело выяснилось для меня вполне. — Что же это такое? — говорил отец.— Берут из общества одного из самых видных людей, писателя, который десять лет проповедовал на всю Россию известные взгляды с разрешения цензуры, имел огромное влияние, вел за собою чуть не все молодое поколение.— такого человека в один прекрасный день без всякого ясного повода берут, сажают в тюрьму, держат два года,— никому ничего неизвестно,— судят каким-то секретным судом, совершенно некомпе•1ентнь:ч, к которому ни один человек в России доверия и уважения пметь чс может и который само правительство объявило никуда не 10,-ш;лм ,— и вот, наконец, общество извещается, что этот Чсрнышевскн;1, которого оно знает только как писателя, ссылается на каторп.' за ролитнческое преступление,— а о каком-нибудь доказательстве его преступности, о каком-нибудь определенном факте нет и помину. — Как вы странно рассуждаете,— заговорил Е. Ф. Корш,— ну какя." тут доказательства? На какой планете вы живете? Мы — дети они — отцы, вот и все. И какая у вас черная неблагодарность. Вас избавили от зловредного человека, который чуть-чуть не запер вас в i-акчо-то фаланстерию, а вы требуете каких-то доказательств. Ну кому же и верить на слово, как не правительству? — А вот именно потому,— продолжал отец прежним тоном.— что я верю правительству, я и не могу доверять тому суду. который само правительство признало никуда не годным и обреченным на уничтожение. Всем известно, что это за судьи к что им не только судьбы человека, а последней кошки доверить нельзя. — Ты в самом деле думаешь,— мрачно пробурчал Кетчер,— что ничего фактического не было? — Не думаю, а совершенно уверен. Ведь каковы бы ни были эти судьи, не в сумасшедшем же доме они сидят. Сообрази сам, допустим, что в политическом процессе для успешного расследования может требоваться строгая тайна. Но когда дело кончено, виновность доказана и приговор состоялся, то тут из-за чего же секретничать? Я готов даже допустить и такую нелепость, чтобы прятали и самого Чернышевского, боясь, как бы его не освободили. Но вину-то его, вину фактическую, доказанную, зачем прятать? Единственное объяснение — "то этой вины нет и что объявлять им нечего.





Ну а если Вы все-таки не нашли своё сочинение, воспользуйтесь поиском
В нашей базе свыше 20 тысяч сочинений

Сохранить сочинение:

Сочинение по вашей теме Н Г Чернышевский ИЗ ЛИТЕРАТУРНЫХ ВОСПОМИНАНИЙ. Поищите еще с сайта похожие.

Сочинения > Чернышевский > Н Г Чернышевский ИЗ ЛИТЕРАТУРНЫХ ВОСПОМИНАНИЙ
Николай Чернышевский

 Николай  Чернышевский


Сочинение на тему Н Г Чернышевский ИЗ ЛИТЕРАТУРНЫХ ВОСПОМИНАНИЙ, Чернышевский