Интерес к творчеству А. П. Чехова растет с каждым годом. Все отчетливее становится значение этого замечательного художника в развитии нашей культуры, в формировании высоких нравственных отношений между людьми. Писатель Чингиз Айтматов заметил, что Чехов это своеобразный «код общения»; «Если я встречаю человека и узнаю, что он любит Чехова, я нашел друга». Произведения Чехова живы в нашем сознании, и уже одно это свидетельствует об их непреходящей ценности. Писатель помогает найти ответы на вопросы, которые не перестают волновать нас. Его книги - не только источник эстетического наслаждения, это уроки идейного и нравственного воспитания, ибо они одухотворены высокой идеей борьбы за сохранение красоты в мире, за свободного и счастливого человека, Это вопросы общечеловеческие, но вместе с тем и политические, социальные, совершенно конкретные, связанные с насущными задачами, которые стоят перед нашей современностью.

По словам известного литературоведа М. М. Бахтина, подлинно художественные произведения разрывают рамки своего времени и живут в веках, причем «более интенсивной и полной жизнью, чем в своей современности.  За последние годы создан целый ряд интересных исследований, посвященных изучению жизни и творчества Чехова. Автор попытался обобщить лучшее, что имеется в нашем литературоведении в этой области.

Отбери у Очумелова форменную одежду - кто признает за ним право распоряжаться, командовать, и т. д.  Автор находит очень точные слова, создающие выразительный и имеете с тем неожиданный образ: открытые двери лавок и кабаков «глядят… уныло, как голодные пасти». В пустом пространстве одиноко и почти торжественно идет куда-то полицейский надзиратель с узелком, а за ним шагает городовой с решетом. Площадь оживилась, Из лавок высовываются физиономии, Что их пробудило? Простое любопытство, скандал, даровая потеха, Появляется еще одно действующее лицо: «человек в ситцевой крахмальной рубахе и жилетке». Это описание тоже требует объяснения. Тут все значимо, все необходимо для создания образа золотых дел мастера Хрюкина. Ситец - дешевая ткань. Но Хрюкни не так-то прост. Ему хочется «показать» себя. Поэтому хоть и ситцевая у него рубаха, зато накрахмаленная. И жилетка тут тоже не случайна. Это вид мужской одежды без рукавов, поверх которой обычно надевается пиджак. Выбегать на улицу в одной жилетке не принято, а тут оказывается, что Хрюкин не только без пиджака, но и сама-то жилетка у него расстегнута. Надо, понять чеховский юмор в описании Хрюкина: рубашка крахмальная, но из ситца, он в жилетке - но без пиджака… Впрочем, о Хрюкине речь еще впереди.

Итак, на площади какое-то происшествие. Очумелов, будто по команде, не просто поворачивается на шум, но, как в строю, «делает полуоборот налево и шагает к сборищу». Теперь уже он не просто идет, но шагает.  То, что происходит на базарной площади, является некоторым испытанием для Очумелова. Надо принять какое-то решение. А Очумелов к такому «экзамену» не готов. Для него ведь самое главное - чья собака? Ме принять бы опрометчивого решения. И от этого меняется речь и даже самочувствие героя. Ему то холодно, то жарко. Чисто внешне это подчеркивается эпизодами с шинелью: они знаменуют собой очередные перемены в его настроении и поведении. И еще одна характерная деталь. Пальто снимает и надевает не сам надзиратель, а городовой: «Сними-ка, Елдырин, с меня пальто…», «Надень-ка, брат Елдырин, на меня пальто…» Степень растерянности Очумелова выражается и в том, что он называет городового «братом». Почему же надзиратель все время обращается к помощи городового? Очумелов предстает перед нами как некий монумент (столп - в смысле: опора власти), который сам не может даже накинуть па себя пальто. Стоит он как памятник самому себе, и шинель для него как торжественная мантия у царя, которую придворные то снимают, то надевают по мере надобности. Но Очумелов не случайно назван хамелеоном. Он умеет ни пяться, умеет приспосабливаться. Только что он - памятник, монумент - с высоты своего величия сверху вниз грозно Поглядывал на дрожащую собачонку. И вдруг, когда окончательно  выясняется, кто хозяин собаки, какая разительная перемена происходит с Очумеловым! Кажется, у нас на глазах он дали к росте уменьшился, стал совсем маленьким-маленьким, и уже теперь он смотрит на собаку как бы снизу вверх, и нее лицо его заливается улыбкой умиления». Забыты недавние грозные слова, теперь полицейский надзиратель буквально сюсюкает: «…собачка… Собачонка ничего себе… Шустрая такая… цуцик этакий».


 



Изменяется Очумелов па наших глазах так резко, что мы испытываем отвращение. По сам-то себя он считает победителем: удалось все же выкрутиться! И толпа тоже на его стороне: она хохочет над Хрюкиным, а вовсе не над Очумеловым, потому что обывательская толпа - это та самая питательная среда, на которой Очумеловы и вырастают.


Сначала он, победно держа вверх руку с окровавленным пальцем, радуется возможности получить какую-нибудь компенсацию с неведомого владельца собаки: «Пущай мне заплатят…» Но ситуация изменилась; выяснилось, что собака генеральская, а свидетели происшествия утверждают, что это он, «вздорный человек», сам сунул «цигаркой ей в харю для смеха». Тут тон речи Хрюкина решительно меняется. Теперь он вынужден оправдываться, используя лексику, рассчитанную па то, чтобы поразить воображение не только толпы, но и полицейского надзирателя: мировой (судья), закон… Особый юмористический эффект вызывает противоречие, которое проскальзывает в речи Хрюкина: с одной стороны, он утверждает, что «нынче все равны», но тут же, буквально не переводя дыхания, считает нужным сообщить с некоторой угрозой: «У меня у самого брат в жандармах», предполагая, очевидно, что это обстоятельство способно возвысить его в глазах окружающих.

В рассказе Хрюкни и Очумелов не противопоставлены, а сопоставлены. Подобно надзирателю, например, Хрюкни также использует неправильные синтаксические конструкции: «Я человек, который работающий…» Далее манера речи у них одинакова. Стремясь создать впечатление солидности, Хрюкин, начиная рассказ о происшествии, «кашляет в кулак». И, как бы вторя ему, Очумелов, в свою очередь, отвечает «строго, кашляя и шевеля бровями».

Можно даже сказать, что рассказ «Хамелеон» смешной и страшный одновременно. Разве не страшно, когда люди перестают быть похожими на людей? Не случайно Чехов использует здесь «говорящие» фамилии: Хрюкни, Очумелов (глагол очуметь имеет дополнительное значение: одуреть). В этой связи следует еще раз обратить внимание учащихся на заглавие. Человек так уже привык приспосабливаться, с такой необыкновенной легкостью меняет свои убеждения, что становится похожим на хамелеона. В данном случае можно привлечь и рассказ Чехова «Толстый и тонкий», который входит в списки книг, рекомендованных для самостоятельного чтения.

Перед школьниками был поставлен вопрос: Какой характер носит смех в «Хамелеоне» -добродушный или злой? Часть учеников утверждала, что Чехов зло обличает и хамелеонство полицейского надзирателя, и бессмысленную жестокость золотых дел мастера. Некоторые, однако, были склонны рассматривать произведение как веселую, безобидную шутку.