Самые сокровенные свои мысли о современной ему действительности, о настоящем и будущем России, о нравственной позиции человека Чехов  высказал  в  сюжетах из жизни  интеллигенции. Мало этого. Даже когда, перелистывая страницы чеховских рассказов, мы оказываемся свидетелями смешных жанровых сценок, действующие лица . которых не отличаются интеллигентностью ни по роду деятельности, ни по человеческим свойствам (то, что принято называть «внутренней» интеллигентностью), Чехов дает нам почувствовать нить, связывающую содержание этих сценок с теми вопросами, которые волновали тогда передовую русскую интеллигенцию.

На базарной площади провинциального города порядок охраняет невежественный и глупый полицейский надзиратель Очумелов, который никак не может решить, кого ему надо наказать: собаку, укусившую золотых дел мастера Хрюкина, или самого Хрюкина - в том случае, если подтвердится чье-то предположение, что собака-генеральская («Хамелеон», 1884). В камере судебного следователя происходит смешной диалог, и наивные до нелепости ответы провинившегося крестьянина-рыболова Дениса Григорьева на вопросы защитника законности (Денис отвинчивал гайки с железнодорожных рельс и использовал их в качестве грузила) обнаруживают, как далеки по своим понятиям друг от друга говорящие («Злоумышленник», 1885).

В театре происходит ничтожнейший случай: чиновник Червяков нечаянно чихнул на сидящего впереди важного генерала, но кончается этот случай трагически - чиновник умирает после окрика генерала, которому надоели его бесконечные извинения («Смерть чиновника», 1883). На одном из московских вокзалов встретились старые приятели, однокашники по гимназии, и вдруг выясняется, что один из них стал тайным советником - предел мечтаний чиновника дореволюционной России (гражданский чин, соответствующий генеральскому). Как вмиг преобразился при этом другой, оставшийся на низкой ступени служебной лестницы. От благоговения и почтительности он совсем потерял человеческое лицо, весь съежился, захихикал и т. д. («Толстый и тонкий», 1883). Когда читатель восхищается подобными анекдотическими сценками, на которые Чехов был большой мастер, ему не нужно обладать особой проницательностью, чтобы почувствовать, что мысль художника поднимается над этими курьезами к общим проблемам русской действительности, волновавшим интеллигенцию чеховского времени. Эти курьезы напоминали о том, в какой страшный омут втягивали человеческую личность тогдашние общественные условия и лучшая часть интеллигенции мучительно билась над поисками выхода из него.

То же можно сказать и о серьезных, драматических событиях из жизни простого народа. Когда в коротком рассказе идет речь о несчастном старом извозчике, у которого умер сын, и он, тщетно ища сочувствия у людей, в конце концов ночью изливает тоску перед своей лошадью («Тоска», 1886), то эта бесхитростная история заставляет задуматься об одиночестве человека в большом и шумном городе - парадоксальная и печальная ситуация, в которой так часто оказываются и чеховские интеллигенты. 

В споре двух ссыльных перевозчиков («В ссылке», 1892) о том, что для человека главное в жизни, и в душевной боли, с какой молодой татарин обличает старика Толкового за его равнодушие («…могу голый на земле спать и траву жрать.(…) Ничего мне не надо»,- хвастает Толковый своим безразличием), ясно звучат мысли, которые составили содержание одной из самых волнующих повестей Чехова об интеллигенции, - «Палата № б», написанной через несколько месяцев после рассказа. В этой повести также сталкиваются два противоположных мнения - можно ли человеку жить, подавив в себе, живые чувства и желания (как думал долгое время доктор Рагин), или же надо отвечать на несправедливость протестом, на боль криком  (как считал пациент доктора Громов).


 






Таких примеров и параллелей можно было бы привести большое количество. О чем бы Чехов ни писал, он живо откликался на нравственные и идейные искания современной ему интеллигенции.

Тем не менее сказать, что Чехов - художник интеллигенции, значит сузить общечеловеческое содержание его творчества. В центре его внимания - мера духовной ценности человека, будь он врач, учитель, живописец, крестьянин или чиновник. Колорит профессии и сословной принадлежности, всегда мастерски воспроизводимый Чеховым, тем всегда и интересен в его произведениях, что, указывая на индивидуальные обстоятельства жизни персонажа, наводит читателя на мысль о том, какими путями герой шел в жизни, чтобы стать таким, каким стал Ионыч и многие другие, иными словами, о конкретных истоках его духовного падения. Или - в других случаях - о путях, которые приводят героя к духовному обновлению, как, например, произошло в самом конце рассказа «Учитель словесности».

Художник наделяет героя той или иной профессией не для того, чтобы выразить к нему свою симпатию или антипатию, не для подчеркивания его достоинств или недостатков. Но для того, чтобы эти достоинства и недостатки проявлялись в живой и конкретной деятельности человека. Задумаемся, например, какое значение имеет то, что Андрей Старцев, превратившийся в Ионыча,- врач? Предположим, он был бы учитель, а не врач. Конечно, и тогда он мог бы зачерстветь душой, растолстеть. Но это был бы совсем другой человек. Старцев без частной медицинской практики, без тех минут, когда он перебирает в уединении полученные от больных деньги, не был бы тем человеком, которого в городе С. хорошо знали и называли просто: Ионыч. К этой характерной детали, подчеркивающей профессию героя, примыкают и другие (например, то, как частная практика постепенно оттесняет службу Ионыча в больнице).

Профессия указывает место, которое занимает человек в обществе. Но это не главный, а вспомогательный элемент в характере чеховского героя. Главное же, что интересует Чехова как создателя многообразных характеров - по каким нравственным законам живет человек, как он относится к миру.