Умирает “коронований жандарм” Николай И. Майнула надежда на освобождение. Но напрасно! Новый Царь Александр ІІ вычеркивает имя Шевченко из списка амнистированных: хорошо помнил царь стихотворения большого Кобзаря. Но нарастание революционной ситуации, что вынуждало самодержавие напряженно искать выхода из кризиса, и непрестанные ходатайства передовых людей России, - прогрессивных деятелей культуры и искусств вырвали Шевченко из ссылки.

Большой была моральная стойкость и сила революционного духа поэта. Когда в 1857 году Шевченко, немолодого уже, измученного ссылкой человека, было освобождено, он написал в своем дневнике: “Мне кажется, что я точно тот же, что был и десять лет назад. Ни одна черта в моем внутреннем образе не изменилась. Хорошо ли это? Хорошо”.

Человек на десять лет вычеркнут из жизни, опять возвращался к своим друзьям крепкий духом. Ссылка и солдатство не сломили ни волю, ни его убеждения. Но здоровье поэта, его физические силы были надломлены.

По свидетельству редактора “Нижегородских губернских ведомостей”Георгия Демьянова, по возвращении из ссылки на лице Шевченко “лежала печать глубокого страдания”. историк Николай Костомаров справедливо заметил: “Под красную шапку взяли веселого, бодрого душой, с густыми русыми волосами, а из-под этой красной шапки вернулся он с седой бородой, совсем лысой головой, и с навеки потерянным здоровьем”. Врач А. Й. Козачковский зафиксировал, что Тарас Григорьевич вернулся из ссылки с подпаленным здоровьем, с преждевременно обессиленным и навсегда изуродованным организмом. Поэту тогда минуло лишь 43 года.

Возвращаясь после десятилетней ссылки в Петербург, Шевченко вынужден был через болезнь на некоторое время остановиться в Москве. Военного генерал-губернатора Нижегородской губернии генерал-майор Муравьев докладывал 18 апреля в 1858 г. московскому военному генерал-губернатору: “Художника Тарас Шевченко был отдан в 1848 году за высочайшим приказом в военную службу, с назначением рядовым в Отдельный Оренбургский корпус.

… В марте месяце (9 числа) Шевченко выехал из Нижнего Новгорода к Санкт-Петербург, но из частных донесений известно, что, доехав в Москву, остановился в ней через болезнь, которая его точила”.

“Тараса Григорьевича нельзя было узнать, и, лишь присмотревшись, я узнал его. Желто зеленый, в морщинах, худой… Убитый физически и морально”,- рассказывал о своей встрече из Т. Г. Шевченко весной в 1858 году в Москве Никита Савичев - “уральский козачина”, как называл его поэт.

В своем “Журнале” на второй день по прибытии в Москву, 13 марта в 1858 г., Шевченко писал, что он пошел к Ван-Путерена, своему знакомому врачу. Врач внимательно осмотрел его, выписал лекарства, назначил диету и соответствующий режим. В записе, сделанной 14 марта, читаем:

“После обеда явилось ко мнет два доктора, хорошо еще, что не вдруг. Приятель Ван-Путерена прописал какую-то микстуру в темной банке, а Мин - пильнавскую воду и диету. Я решился следовать совету последнего.

Дмитрий Егорович Мин - ученый переводчик Данте и еще более ученый медик. Поэт и медик. Какая прекрасная дисгармония”. 18 марта Тарас Григорьевич записал в “Журнале”: “В 8 часов вечера громоносный локомотив свистнул и остановился в Петербурге”. Восторженно встретили Т. Г. Шевченко представители передовой интеллигенции столицы.

Встречаясь в это время с выдающимися деятелями культуры и искусств, Тарас Григорьевич искал и нашел близких ему духом и идейными взглядами людей. Он встретился и сближался с большими русскими писателями - революционными демократами М. Г. Чернышевским, М. О. Добролюбовым, М, О. Некрасовым, М. Е. Салтыковым-Щедриным и другими, какие объединились вокруг журнала “Современник”. Всем естеством, всеми помыслами Шевченко был с этими людьми. Это было естественно, ведь по словам Добролюбова “все круг дум и чувств Шевченко находилось в полном соответствии с содержанием и укладом народной жизни. Он вышел из народа, жил с народом не только мыслями, но обстоятельствами жизни был с ним крепко и кровно связан”.

Героическая жизнь большого Кобзаря, его большая моральная сила, непреклонная воля борца, его вольнолюбивая поэзия были близки и дороги русским революционным демократам. Вместе с Герценом и Чернышевским большой Кобзарь с глубокой убедительностью провозглашает, что нужно будить волю, усыпленную царизмом, зовет Русь к топору, прямо призывает к вооруженному восстанию.

…Добра не жди
Не жди ожидаемой воли -
Она заснула: царь Николай
Ее усыпил. А, чтобы пробудить
Эту волю, нужно миром
Обществом обух будет сталировать;
Но хорошо отточит топор -
Да и покатывается уже будит.

 



Поэзия Тараса Шевченко была могучим и грозным оружием в боевом арсенале народа, она звала массы на борьбу, вселяла смертельный страх у врагов…


…вставайте
Кандалы порвите
И вражьей злой кровью
Волю окропите.

Эти строки знаменитого Шевченкового “Заващания” зажигали народ, закаляли его волю к борьбе, крепили веру в лучшее будущее..

В бессмертной поэзии большого Кобзаря, которая то пламенела гневом, то искрилась бодростью, всегда и неизменно звучала вера в светлое грядущее народа. Шевченко твердо верил, что угнетаемые разорвут кандалы, в какие они закованы, сбросят иго крепостничества и самодержавия, объединятся в единственную свободную и дружественную семью и в этом мире

Врага не будет, супостата
А будет сын, и будет мать
И будут люди на земле.

Чернышевский, Добролюбов и их боевые соратники - “штурманы бури”, как образно называл их Герцен, высоко ценили пламенную поэзию Шевченко. М. Г. Чернышевский, который возглавлял революционно демократический движение, называл Т. Г. Шевченко “новою неизвестной звездой, и такой величины и блеска, таким светилом, что, по-видимому, и Сириусу, и Актуру нос утрет”.

Невзирая на физическую хилость и болезнь, Тарас Шевченко до конца своей жизни не прекращал активного творческого труда, все свои силы отдавал борьбе за уничтожение политического бесправия, крепостничества и национального гнета.

Летом в 1859 году Тарас Григорьевич поехал на Украину, в родное село Кириливку, где жили его брат и сестра, чтобы увидеться с ними после длинной разлуки. Сестра не сразу узнала в измученном, старом человеке, который трудно дышал, своего брата Тараса.

Художник Виктор Васильевич Ковалев, вспоминая свое впечатление от встречи из Т. Г. Шевченком в 1859 году, с глубокой болью писал: “Я был поражен резким изменением его внешнего вида. Это не был прежний широкоплечий, крепач, с густыми волосами на голове, в сером сюртуке, которым я его знал раньше; передо мной был совсем исхудалый, лысый человек, без кровинки на лице; руки его просвечивались так, что видно было насквозь (!) кости и жилы. Я чуть ли не заплакал”.

Все это свидетельствует о том, что Шевченко вернулся из ссылки с полностью подорванным здоровьем.

30 сентября 1859 года Л. Тарновска писала своему сыну В. В. Тарновскому, коллекционеру, основателю музея, в Чернигове: “Бедолага Шевченко больной, и я боюсь, не водянка ли у него в груди; он не лежит, но руки его тяжелые и лицо набрякло”. Друг поэта инженер Ф. Черненко рассказывал, что “уже в конце сентября и в самом начале октября, посещая Шевченко, нельзя было не заметить, что поэт очень болен”. На автопортрете, написанном в 1860 году, лицо Шевченко с явными признаками отечности.

Во второй половине ноября здоровье Шевченко резко ухудшилось. Последствия дистрофии и, главным образом, ревматизм, приобретенный в ссылке, все более давали о себе знать. Напряженная работа, плохие жилищные условия и общая неустроенность быта, во многом способствовали развитию болезни.

Марко Вовчек, верный друг и последователь большого Кобзаря, которую Тарас Григорьевич нежно и ласково называл “светик мой! Моя ты зоренька святая! Моя ты сила молодая!.. Моя ты доця!”, писала ему в это время из-за границы:

“Мой самый дорогой Тарас Григорьевич! Слышу, что вы болеете и недомогаете, а сама себе уже представляю, как вы там не бережете себя. Я все это хорошо знаю и не побоюсь сказать Вам: очень Вас прошу - берегите себя!”

23 ноября Тарас Григорьевич обратился к врачу Е. Я. Бари - ординатору Петербуржской больницы св. Марии Магдалины с жалобами на страшную боль в груди. Шевченко имел болезненный вид, лицо его было совсем набрякшим. Врач Баре внимательно осмотрел Тараса Григорьевича, выслушал сердце, легкие и похмурнел. Он назначил лечение, посоветовал беречь себя, вести спокойный образ жизни, не выходить из дома.