Последней хронике Шекспира особенно не повезло в шекспироведении. Как правило, в исследованиях, посвященных хроникам, для «Генриха VIII» не предоставлено места, свидетельство тому - уже упоминавшиеся монографии Ю. М. У. Тильярда и Л. Б. Кемпбелл. При анализе последнего периода творчества Шекспира материал «Генриха VIII» используется также далеко не всегда; так, например, в работе того же Тильярда «Последние пьесы Шекспира» не содержится ни одного упоминания о «Генрихе VIII». Главная причина такой «дискриминации» по отношению к «Генриху VIII» в том, что многие шекспироведы сомневаются в принадлежности последней хроники перу Шекспира. «На мое решение опустить «Генриха VIII», - пишет Л. Б. Кемпбелл, - повлиял тот факт, что пьеса эта не занимает прочного места в шекспировском каноне». О том же говорит и Тильярд: «Я опустил «Генриха VIII», не будучи уверенным, что Шекспир написал всю пьесу», В  шекспироведении подобного мнения придерживались А. А. Смирнов и М. М. Морозов.

Известно, что премьера этой пьесы под названием «Все это правда» состоялась 29 июня 1613 года и что «Генрих VIII» был включен в первое фолио. И тем не менее полемика о том, создан ли «Генрих VIII» Шекспиром или является результатом коллективного творчества Шекспира, Флетчера и, быть может, кого-либо из других драматургов начала XVII века, продолжается уже более столетия.

Нет нужды утруждать читателей изложением всех перипетий этой полемики. Но следует подчеркнуть, что исследователи, отрицающие принадлежность «Генриха VIII» Шекспиру, располагают только косвенными аргументами. Готовность «отдать» пьесу о Генрихе VIII хотя бы частично Флетчеру, Бомонту, Мессинджеру или еще кому-нибудь в значительной степени поддерживается тем обстоятельством, что эта хроника не принадлежит к числу шекспировских шедевров. Однако советское шекспироведение уже выработало вполне установившуюся точку зрения на то, можно ли считать эстетическое несовершенство отдельных пьес, включенных в шекспировский канон, основанием для сомнений в их принадлежности Шекспиру. Применительно к «Генриху VIII» эта точка зрения кратко, но достаточно убедительно изложена в статье А. А. Аникста, где автор доказывает, что распространенное как среди критиков, так и среди широкой публики мнение, что «Шекспир не мог писать плохо», является заблуждением. Другое дело - ответить на вопрос: действительно ли, как утверждают некоторые шекспироведы, «Генрих VIII» написан так уж плохо? Действительно ли это - произведение, созданное без особого вдохновения и свидетельствующее о том, что «великий мастер устал»?

Аргументация стилистического порядка - а под стилем зарубежные шекспироведы подразумевают в данном случае почти исключительно особенности версификации - заслуживает более подробного рассуждения.


 



Достаточно взять в руки английский текст «Генриха VIII», чтобы, не прибегая к сложным подсчетам, с очевидностью убедиться: такие элементы, как безударные окончания стихотворных строк, паузы внутри стиха, вариации ударений, встречаются в этой пьесе чаще, чем в других произведениях Шекспира. А между тем известно, что именно эти элементы весьма показательны для стихосложения Бомонта и Флетчера.


Рассматриваемый изолированно, этот факт может показаться веским аргументом в пользу участия Флетчера или Бомонта в создании «Генриха VIII». Но если оценить его в контексте шекспировского творчества, а также в связи с общей ситуацией в английской драматургии начала XVII века, то станет ясно, что это - факт, из которого опасно делать выводы об авторстве.

Во-первых, все элементы стихосложения о которых здесь идет речь, и раньше встречались у Шекспира достаточно часто; так, например, в монологе Гамлета «Быть или не быть» на 33 строки приходится 7 строк с безударными окончаниями, и 3 строки с нарушением обычного количества слогов в строке. И ранее в речевой характеристике персонажей Шекспир широко использовал ритмический рисунок стиха для передачи душевного состояния действующих лиц. Английские исследователи отмечают, что тенденция к употреблению женских рифм, вариаций в ударениях усиливается в последних пьесах Шекспира. Таким образом, значительная роль этих стихотворных элементов в «Генрихе VIII» оказывается не чем-то внезапным и случайным; это - результат развития стихотворной манеры Шекспира.

Во-вторых, даже те из шекспироведов, которые утверждают, что не весь текст «Генриха VIII» принадлежит Шекспиру, выделяют, как правило, в качестве подлинно шекспировских сцены, где появляется королева Екатерина. А между тем элементы стиха, о которых идет здесь речь, характерны для речи Екатерины не меньше, чем для других персонажей. Так, в монологе Екатерины в сцене суда (II, IV, 13-57) из 45 строк 14 имеют безударные окончания, 4 раза - вариации ударений. Еще более показательная реплика Екатерины, обращенная к кардиналам (III, I, 102- 111); в ней из 10 строк - 7 с безударными окончаниями, причем 4 из них оканчиваются безударным местоимением, что особенно типично для Флетчера. Это еще раз свидетельствует о шаткости стилистических аргументов, используемых в споре об авторстве.

Наконец, в-третьих, не только метрика стиха в поздних пьесах Шекспира, но и целый ряд других элементов поэтики свидетельствуют об определенном сближении творческой манеры Шекспира, с одной стороны, Бомонта и Флетчера - с другой. «Непредубежденный читатель, - замечает Тильярд,- вряд ли станет отрицать возможность того, что Шекспир был хорошо знаком с Бомонтом и Флетчером»6. Однако литературоведение не располагает никакими конкретными доказательствами того, что Шекспир на склоне лет поступил в учение к этим молодым драматургам. Как совершенно справедливо подчеркивает Тильярд, «было бы неправильно игнорировать Бомонта и Флетчера; но так же неправильно предполагать, что все, заимствованное Шекспиром у них, составляло их исключительную собственность. Наоборот, у них за плечами был запас романтических эпизодов - общее достояние начала века Якова».