«Буря и натиск» не было изолированным, узко немецким литературным направлением, оно является частью общеевропейского литературного движения второй половины XVIII века, известного под названием сентиментализма. В Англии это движение называлось также «литературой чувств», представителями которой были Томсон, Юнг, Грей, Ричардсон, Стерн и другие. Во Франции родственные сентименталистам требования выдвигали Руссо и его последователи.

Сентиментализм является определенной исторической ступенью в развитии просветительства XVIII века; идеи Просвещения к этому времени проникают в среду широких демократических кругов. Если просветители на первом этапе еще оптимистически оценивали перспективы буржуазного прогресса, ожидая реального осуществления принципов свободы, равенства и братства, то писатели-сентименталисты уже двойственно относились к буржуазному прогрессу, ибо они убеждались на практике, что хотя он и разрушает феодализм, с тем порождает еовое рабство, нищету и неравенство.


 



В литературе сентиментализма в основном получили выражение чаяния демократических слоев третьего сословия XVIII века, которые почувствовали на себе противоречия буржуазного прогресса. Ранние просветители на Западе были восторженными приверженцами философии Разума и эстетики рационализма. Все литературные жанры строились по строгим правилам рассудочной философии, большей частью по правилам поэтики классицизма. Литература сентиментализма разрушает эту рационалистическую поэтику: на место ее строгих правил и философии Разума она поставила чувство и права сердца, уничтожила строгую обособленность классических жанров друг от друга. Представители сентиментализма стремились возродить культ демократических политических идеалов античных республик, культ возвышенных гражданских добродетелей римских народных трибунов типа Брута, ставивших общее дело выше частного, интересы государства и общества выше личных интересов.


Руссоисты и вообще писатели сентиментализма отрицательно относились к философии механистического материализма XVIII века, которая была образ благородного разбойника, не говоря уже о том, что этот образ был очень распространен в немецких народных песнях и многочисленных преданиях. В авто рецензии на «Разбойников», опубликованной в одном из штутгартских журналов за 1782 год, Шиллер писал: «Руссо восхвалял Плутарха за то, что тот предметом своего изображения избрал выдающихся преступников… Разбойник Моор не вор, но убийца. Не негодяй, но чудовище. Если не ошибаюсь, Плутарху и Сервантесу обязан этот странный человек основными своими чертами, по образцу Шекспира сплавленными самобытным духом поэта в новый, правдивый и гармонический характер».

У Сервантеса во втором томе «Дон Кихота» рассказывается история благородного разбойника Рока Гинарта, который покидает общество, чтобы отомстить ему за свои и чужие обиды и защитить угнетенных. Подобные задачи, как мы дальше увидим, ставил себе и Карл Моор. Но вместе с тем Карл - совершенно оригинальный герой, выросший на другой социальной и политической почве, чем образы благородных разбойников у Сервантеса и других авторов.