В мае 1800 года была закончена «Мария Стюарт», а в июле Шиллер уже работал над новой драмой — «Орлеанская дева», проблематика которой была тесно связана с современностью. Характерно, что одновременно с этой исторической драмой Шиллер пишет стихотворение «Начало нового века» (1801), в котором с горечью устанавливает, что из всех обещаний просветителей и французских революционеров ничего не исполнилось, что наступающий век характеризуется войнами и убийствами, что Франция и Англия соперничают в закабалении всего мира — первая на суше, вторая на морях. Наполеоновская Франция облагает при помощи «железного меча» чужие страны и народы «тяжкой данью», а британский флот «протянулся щупальцами, как спрут», чтобы лишить свободы другие народы:

Нет на карте той страны счастливой,
Где цветет златой свободы век.
Зим не зная, зеленеют нивы,
Вечно свеж и молод человек.
Пред тобою мир необозримый!
Мореходу не объехать свет;
Но на всей земле неизмеримой
Десяти счастливцам места нет.
перев. В. Курочкина.

В отличие от Гете, Шиллер никогда не увлекался Наполеоном. Как рассказывает свояченица Шиллера Каролина Вольцоген, поэт говорил в кругу гостей, когда все расхваливали Наполеона: «Ах, если бы я мог интересоваться им! Но нет, я не могу; этот характер мне противен, — ни одного отрадного известия нет о нем» . Шиллер видел в Наполеоне прежде всего завоевателя чужих стран и угнетателя свободы народов.
Острая неудовлетворенность итогами буржуазной революции во Франции, сознание того, что современный ему мир далек от осуществления идеалов справедливости, бедствия войн, сотрясавших Европу, утрата национальной независимости многими европейскими народами — все это определило идейное содержание драмы об Орлеанской деве.
Основная идея этого исторического сюжета — народный патриотизм в борьбе за освобождение родины от чужеземных поработителей — была чрезвычайно актуальна для Германии, часть которой была захвачена войсками Франции.

Но кроме этих объективных причин, которые были предпосылкой возникновения драмы, была также и внутренняя логика в развитии творчества самого Шиллера, приведшая его к созданию «Орлеанской девы».

Обращение поэта к истории, раздумья о великих событиях, современником которых он был, раскрыли Шиллеру значение народных масс, как силы, играющей важную роль в развитии общества. Если в первых своих произведениях Шиллер изображал бунтарей-одиночек, как Карл Моор и Фердинанд фон Вальтер, то уже начиная с «Дон Карлоса» он все более осознавал, что политическое развитие не может определяться волей и энергией отдельных людей и что оно должно иметь своим источником ряд значительных объективных причин. Зависимость судьбы отдельной, даже выдающейся, личности от соотношения сил в обществе с достаточной ясностью обрисована Шиллером в «Валленштейне».

Поэта глубоко волновал вопрос о том, в каких условиях личность, ставящая себе высокие цели блага народа, может с наибольшей пользой осуществить свои стремления, реализовать их в действительности. Не приходится говорить о том, что для идеологов буржуазной демократии в Германии конца XVIII — начала XIX века и для самого Шиллера это был далеко не абстрактный вопрос.

Французская революция дала пример такого единения передовых мыслителей и деятелей с народом, единения, осуществившегося в процессе борьбы за ниспровержение феодальной монархии. Однако Шиллер, отказавшись от революционного пути переустройства общества, не мог сделать подобную ситуацию основой драматического произведения. Но мысль о драме, изображающей широкое народное действие, которое имело прогрессивное значение для общественного развития, не покидала поэта. Он нашел то, чего искал, в сюжете об Орлеанской деве, ибо здесь были налицо все элементы прогрессивного и вместе с тем не революционного исторического движения.


 




В «Орлеанской деве» сочетаются пафос массового освободительного движения и вера в постепенное, осуществляемое не насильственным путем улучшение социальных порядков. Трагедия мыслилась Шиллером как произведение национально-патриотическое.
В своей «Орлеанской деве» Шиллер явился провозвестником идей народного патриотизма, которые нашли воплощение в демократической и патриотической поэзии периода национально-освободительных войн 1813—1815 годов. Трагедия Шиллера воспитывала в немецком народе стремление к свободе и национальной независимости.

При этом следует подчеркнуть, что Шиллер был провозвестником не дворянско-националистического течения в освободительном движении, а его демократического течения, составлявшего главную силу, обеспечившую победу над Наполеоном. Прусское юнкерство, как и все немецкое дворянство, видело в этом движении средство борьбы против прогрессивных буржуазно-демократических движений эпохи. Другими были стремления народных масс, которые связывали национально-освободительную борьбу с надеждами на социальное обновление Германии.

Реакционная буржуазная критика XIX века пыталась превратить Шиллера в глашатая националистических милитаристских идей прусской военщины. Против этого справедливо возражал в свое время еще Франц Меринг. Это совершенно правильно опровергается и современной немецкой демократической критикой. «Дело заключается не в жертве за короля и отечество, — пишет современный критик Ганс Май-ер, — а в освобождении народа от чужеземного господства, и символом этого является образ героини из народа. Многие черты делают эту драму историческим предвестием событий 1813 года, когда немецкий народ начал освободительную борьбу и вынудил сопротивлявшихся немецких князей против своей воли принять участие в этой борьбе, подобио тому как представительница народа Жанна дАрк вынудила ничтожных правителей примкнуть к великому освободительному движению»

Шиллер — демократ и страстный поборник национального и социального освобождения Германии предстает в «Орлеанской деве» во весь рост. Правда, и в этом произведении не могли не сказаться противоречия, свойственные мировоззрению и творчеству великого писателя, но, отмечая их, мы ни в коей мере не можем умалять того положительного начала, которое составляет основу этой замечательной трагедии.
По сравнению с предшествующими драмами классического периода «Орлеанская дева» — явление принципиально новое в творчестве Шиллера: отныне Шиллер ищет своего идеального героя не только в нравственном мире, но и в мире реальном. Жанна дАрк и явилась для Шиллера такой реальной, исторически существовавшей героиней, воплощавшей в себе ту высоту нравственного отношения к жизни, которая делала ее одновременно и героиней идеальной.

Идейный замысел Шиллера, своеобразие того исторического материала, который он избрал для драмы, поставили поэта перед необходимостью по-новому решить проблему формы. Исторический сюжет о подвигах Жанны дАрк не мог быть втиснут в ограниченные рамки аналитической драмы. Необходимо было для нового содержания найти и новую форму. Как обычно, Шиллер и на этот раз сообщил свои мысли по этому поводу Гете. В письме от 26 июля 1800 года он пишет: «Особенно затрудняет меня в моей новой пьесе то, что она никак не укладывается, как мне того хочется, в отдельные большие куски и что мне приходится, согласно времени и месту, членить ее на много частей, а это противно трагедии, даже при непрерывности действия. Работая над этой пьесой, я вижу, что нельзя связывать себя никакими общепринятыми понятиями, наоборот, не надо бояться новой формы для нового материала и считать понятие жанра чем-то раз навсегда установленным»

Еще определеннее Шиллер высказывается по вопросу О содержании и форме трагедии два дня спустя в письме к Кернеру: «Орлеанскую деву» не втиснуть, как «Марию Стюарт», в узкий корсет. Правда, по количеству листов эта пьеса будет меньше предыдущей, но драматическое действие шире по своему охвату и гораздо смелей и свободней. Каждый сюжет требует своей собственной формы. Искусство в том и состоит, чтобы найти подходящую форму. Идея трагедии должна быть в вечном движении и становлении и потенциально должна осуществляться в сотнях и тысячах различных форм»

К такому выводу Шиллер пришел в результате живой творческой практики. Начиная с работы над «Валленштейиом» в 1795 году и до самого конца жизни, Шиллер неоднократно жаловался на непригодность многих абстрактных понятий немецкой идеалистической философии и собственной его эстетической системы для применения их в художественном творчестве. «Не удивляйтесь, дорогой друг, — пишет он 27 июня 1798 года В. Гумбольдту, — если я теперь вижу большее расстояние, даже противоположность между наукой и искусством, чем, быть может, склонен был видеть несколько лет назад. Именно теперь, когда вся моя деятельность направлена на творчества, я каждодневно ощущаю, сколь мало помогают творчеству поэта общие отвлеченные понятия, и в таком расположении духа я порою бываю настолько не философом, что готов отдать все, что знаю сам и что знают другие об основах эстетики, за одно-единственное эмпирическое достижение»

Шиллер отказался, как он выражается, от «пустой метафизической болтовни», от ряда «общих формул» собственной идеалистической эстетической системы, как он сформулировал ее в 1792—1795 годах, ибо в процессе практической работы убедился в том, что «необходимо выводить законы из реальных предметов, а не исходить из общих формул», из отвлеченных теоретических конструкций, которые в конкретном художественном творчестве «нисколько не помогают делу». Но все это, конечно, не значит, что поэт вообще отошел от идеалистической основы своих взглядов. За месяц до смерти Шиллер в письме к В. Гумбольдту от 2 апреля 1805 года в следующих словах сформулировал свое отношение к немецкой идеалистической философии: «Умозрительная философия, если я и принадлежал когда-нибудь к числу ее сторонников, отпугнула меня своими пустыми формулировками; на этой пустынной ниве я не нашел для себя ни одного живительного источника и никакой пищи, но глубокие основные идеи идеалистической философии остаются для меня вечной ценностью, и только из-за нее одной можно считать себя счастливым, что живешь в такое время» (т. VIII, стр. 863).

К этим «глубоким, основным идеям» современной ему философии Шиллер причислял закон движения — диалектику. В письмах последнего десятилетия своей жизни он неоднократно подчеркивает важнейшее значение диалектического понимания развития искусства, его стилей, форм и жанров, в отличие от механического, статического их понимания. Конечно, Шиллер имел в виду диалектику идеалистическую. Но даже придерживаясь этой искаженной формы диалектики, он глубоко проникал в сущность развития искусства и его законы. Шиллер постоянно возвращался к вопросу о диалектической взаимосвязи формы и содержания в художественном произведении. Еще во время работы над «Валленштейном» он писал Гете 24 ноября 1797 года: «Я никогда еще, до моих теперешних занятий, в такой степени воочию не убеждался, как точно содержание и форма даже внешняя соответствуют друг другу в поэзии» (т. VIII, стр. 677).
В основу сюжета трагедии «Орлеанская дева» положен один из эпизодов Столетней войны между Англией и Францией (1337—1453). Формальной причиной ее возникновения был вопрос о престолонаследии после смерти в 1328 году последнего короля из рода Капетингов, Карла IV. Фактически же за этим скрывалась борьба феодальных хищников за свои экономические и политические интересы. Франция того времени еще не была централизованным государством, и крупные феодалы то и дело объединялись с англичанами для борьбы против собственного короля. Вой-ка эта приняла особенно ожесточенный характер в начале XV столетия. Францией вместо слабоумного короля Карла VI фактически управляла развратная королева Изабелла, .а Англией правил энергичный Генрих. V. Как только сын короля, Карл VII, был провозглашен дофином, Изабелла перешла на сторону герцога Бургундского, сражавшегося вместе с англичанами против своего отечества. Англичане в союзе с непокорными французскими феодалами одерживали победу за победой над французскими войсками, Карл VII был объявлен лишенным права на престол и вместо него французским королем был провозглашен малолетний сын Генриха V — Генрих VI. Вся Франция к северу от Луары была завоевана англичанами, которые в 1428 году приступили к осаде города Орлеана, являвшегося ключом к овладению югом страны.

В этот критический момент на военно-политической арене появилась необычная фигура. Го была простая девушка из народа, Жанна дАрк. Уже при жизни Жанны дАрк вокруг се имени возникли легенды, распространению которых она сама, повиди-мому, содействовала. Такой легендой было то, что побуждением к действию для Жанны явились таинственные голоса, исходившие с небес и возложившие на нее миссию спасти родину от позорного хозяйничания в ней иноземных завоевателей. Вдохновленная «наитием свыше», Жанна направляется в лагерь отчаявшегося и потерпевшего полное поражение дофина и уговаривает его отправить под ее руководством- войска для освобождения Орлеана. Сначала предложение Жанны вызвало только насмешки. Но ей удалось добиться своего, и возглавляемые ею войска одержали победу. Взятие Орлеана явилось поворотным моментом в истории Столетней войны. Такие же блестящие успехи сопровождали и дальнейшие походы Жанны, вплоть до занятия Реймса и коронования в нем Карла VII на французский престол. На этом крестьянская девушка считала свою миссию законченной и хотела вернуться домой, к своим стадам. Но король и другие вельможи уговорили ее остаться и довести до конца так блестяще проводимое ею до сих пор освобождение родины от чужеземцев. Жанна руководила осадой Парижа, занятого англичанами, и здесь потерпела первую неудачу, которая подорвала ее авторитет в войсках. После этого она принимала участие еще во многих победоносных сражениях, но во время осады города Компьен бургундцами попала в плен и была отдана ими в руки англичан. Жанна была предана церковному суду за «колдовство», осуждена как «ведьма» и 30 мая 1431 года сожжена в городе Руане на костре. Крестьянская девушка держалась до конца с большим мужеством. Карл VII не предпринял никаких мер, чтобы спасти национальную героиню Франции от костра.

В своей трагедии Шиллер следует в общем историческому ходу событий, хотя и сделал некоторые изменения и дополнения: вымышленным лицом является английский полководец Лионель, в которого влюбляется Иоанна; вымышленным является и жених Иоанны — Раймонд; королева Изабелла к этому времени фактически уже не принимала участия в войне; примирение Карла VII с герцогом Бургундским, так трогательно изображенное в драме, исторически места не имело. Полностью изменен конец истории Иоанны дАрк. Шиллер вначале намеревался придерживаться фактов истории и приступил к тщательному изучению литературы о судебном процессе Иоанны и вообще о" процессах «ведьм» в средние века, но затем отказался от этой мысли; в драме Иоанна погибает на поле сражения.