Толкование произведения — непростая задача, особенно если автор — такой многогранный и глубокий писатель, как Николай Васильевич Гоголь. Гоголь — создатель образа неуправляемой птицы-тройки, ставшей символом Руси. Гоголь — один из родоначальников русского театра. Гоголь — это тот, чей «смех сквозь слезы» наполнен неизмеримой любовью к Родине.

Он не изобретал свои характеры. Он лишь «собирал воедино» иногда — «всю грязь», но прежде всего — всю боль русской действительности. Действительность же и обусловила появление в русской литературе образа «маленького человека». Одним из первых был пушкинский станционный смотритель; уже после Гоголя пришел Чехов с его берущими за душу рассказами «Смерть чиновника» и «Человек в футляре».

Все вышеуказанное облегчает толкование «Шинели» — зрелой повести, получившей, кстати, наибольшую международную известность из произведений Гоголя. Главный герой повести Акакий Акакиевич Башмачкин — типичный «маленький человек». Гоголь разнообразно и талантливо раскрывает этот образ. Всмотримся в портрет: «...в одном департаменте служил один чиновник; чиновник нельзя сказать, чтобы очень замечательный, низенького роста, несколько рябоват... несколько даже на вид подслеповат». Внешний вид, что называется, говорит сам за себя; но очень важно отметить и намеченное сходство «Шинели» и «Мертвых душ» (кстати, эти произведения писались параллельно): оказывается, и «не толстый и не тонкий» Чичиков обладает чертами «маленького человека».

Акакий Акакиевич — чиновник, из тех, что называют «вечный титулярный советник». Его единственная работа — переписывать бумаги. Ему свойственны приниженность, безответность. Сослуживцы безжалостно издеваются над ним, начальство относится к нему без малейшего уважения.

А автор? Стиль повествования ироничен и даже жесток по отношению к герою: Но! Этим рассказ^ выражает бессердечное отношение окружающего мира, а не автора. К мнению автора мы еще вернемся, а пока проследим развитие темы «маленького человека». Автор выискивает герою смешное до нелепости имя, а рассказчик отрицает это и еще более усиливает комический эффект. В самих «обстоятельствах» крещения ребенка, «не оставивших выбора», уже слышится тема «маленького человека». Нет выбора — и Акакий Акакиевич становится титулярным советником, и всем кажется, что он «и родился... в вицмундире и с лысиной на голове». Нет выбора — и он начинает копить деньги на новую шинель. А вот после грабежа в своих «прошениях» Акакий Акакиевич впервые проявляет направляющую волю: ведь новая шинель действительно стала для него целью, ненадолго осветившей его серую жизнь.

Для подтверждения образа «маленького человека» Гоголь мастерски использует художественную деталь: лошадь, дунувшая в щеку Акакию Акакиевичу, производит «целый ветер». Вообще ветер в повести — метафора незащищенности, но здесь важнее другое: с помощью истинно гоголевского оборота утверждается мысль о том, как с «уменьшением» человека возрастает для него значение деталей и мелочей.

 





Однако простую и понятную обрисовку образа «человека-винтика» нарушает ряд намеков на внутренний мир главного героя. Гоголь не раз показывает Акакия Акакиевича усмехающимся каким-то собственным мыслям, о которых рассказчик делает только предположения, но оставляет читателя в недоумении. Вспомним и то, что к своей работе Акакий Акакиевич относился не просто с рвением, а с любовью. Буквы и слова составляли особую часть его внутреннего мира и заменяли ему живых людей; вчитываясь внимательнее, обнаружим, что он не только не лишен внутреннего мира, но даже только в нем и живет. Его речь, состоящая главным образом из «предлогов, наречий» и неоконченных фраз типа: «это, право, совершенно того...», — речь замкнутого в себе человека (или, по-современному, типичного интроверта). И когда внутренний мир Акакия Акакиевича прорывается наружу в виде скорбного: «Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?» — это производит огромное впечатление и на читателя, и на некоторых не до конца утративших совесть героев повести, которые в этих словах слышат: «Я брат твой». Также и рассказчик в этом моменте изменяет своей едко-насмешливой манере и восклицает: «Как много в человеке бесчеловечья!» И Акакий Акакиевич оказывается способным изменить что-то в этом, жестоком мире, если хоть один молодой человек нравственно возвысится, а одно «значительное лицо» почувствует укоры совести... 
И вот наконец мы подходим к вопросу: что хотел выразить великий Гоголь в своей повести?' Сюжет-то ведь можно было бы назвать незамысловатым, если б не «фантастическое окончание». Однако Достоевский назвал Гоголя «колоссальным демоном», который «из пропавшей у чиновника шинели сделал нам ужаснейшую трагедию». И действительно, повесть Гоголя можно лишь условно назвать сатирой, пусть даже гоголевского, «скорбящего» толка. Акакий Акакиевич остается в общем загадкой для читателя. Он — рядовой представитель человечества; и любить, и жалеть его можно только за то, что он тоже человек, «брат твой». Что значили идеи братства — третьего слова знаменитого лозунга французской революции — для передового человечества, наверное, излишне говорить. Гоголь же в надгробном авторском слове ставит своего «самого малого из людей» на одну ступень с «царями и повелителями мира», утверждая тем самым основной принцип гуманизма — сострадание к несчастным.

Едва ли автор считает своего героя положительным. Автору жалко Акакия Акакиевича, но он не может не показать (с горечью), что «маленькие люди» сами виноваты в мизерности своей судьбы. Когда один добрый директор (так и. хочется воскликнуть по-гоголевски: «Эх! неистощимы образы российских начальников!») в награду за рвение предлагает Акакию Акакиевичу дело чуть посерьезней переписывания, тот окончательно определяет свою жизнь: «Нет, лучше дайте я перепишу что-нибудь». Это «что-нибудь» вполне в характере «маленького человека», которому не просто все равно, что происходит в окружающем мире, но который желал бы иметь с этим миром как можно меньше общего (вспомним Беликова!). 
Что же символизирует шинель — «вечная идея», «подруга жизни», «светлый гость»? В ней герой ищет замену интеллектуальному и эмоциональному миру, который у него отсутствует практически полностью. Шинель — это тот же «футляр» и даже больше: это часть внутреннего мира Акакия Акакиевича, которая спасает его (во всех смыслах) от мира внешнего. Вот почему ее утрата равносильна утрате всей жизни. В душе героя как бы открывается рана, и этим объясняется некоторая перемена в нем самом: он «раз в жизни захотел показать характер» (случай с квартальным).

Так к чему же мы пришли? Да, шинель — это мелко; но мечты Чичикова о домашнем комфорте разве далеко ушли от шинели? А если призадуматься, нет ли в каждом из нас какой-то части Акакия Акакиевича? Оказывается, еще один нравственный принцип прослеживается в повести: «Не судите, да не судимы будете».

Акакий Акакиевич где-то близок к православному идеалу: трудолюбие, незлобивость, терпение и смирение — неотъемлемые части его «я» (некоторые из которых, правда, были поколеблены утратой шинели). Но это не идеал Гоголя: «фантастическое окончание» повести можно с уверенностью назвать его протестом как автора и рассказчика против ухода из жизни даже «маленького человека», «как будто бы его и никогда не было». Призрак-мститель как бы восстанавливает высшую справедливость. Поэтому я бы истолковал появление привидения не просто как .проявление совести «значительного лица» и не как «посмертный бунт» (гоголевский гуманизм вообще не приемлет бунта), но как предостережение людям, не обращающим внимания на горести себе подобных.

Трудно переоценить значение «Шинели» для мировой литературы. Замысел повести поражает своей глубиной и идейной насыщенностью, и приведенное здесь толкование наверняка не единственно возможное. В наше время больших возможностей, искалеченных судеб и общественного хаоса произведения Гоголя, среди которых одно из первых мест занимает повесть «Шинель», как никогда актуальны. Стала знаменитой фраза (предположительно Достоевского): «Все мы вышли из гоголевской «Шинели». Эти слова стали крылатыми не случайно: очень многое и в литературе, и в жизни «выходит» из гоголевской «Шинели».