Любовь к родине—не отвлеченное понятие, но реальная душевная сила.
А. Н. Толстой

Человек живет верой: верой в Бога, в любимых людей, в себя, наконец. И отступать от этой веры нельзя: мгновение неверия — и начинаешь тонуть.

Но существует сила, которая может разрушить эту веру, отнять ее у человека, которая, «как грозовой вихрь, как снежный буран, всегда несет новое и неожиданное; она жестоко обманывает других, она часто калечит в своем водовороте достойного, она часто выносит на сушу невредимыми недостойных». Так пишет А. Блок о той «темной» и «святой злобе», которую принес в Россию 1917 г. Не случайно здесь приведены эти слова. Вся жизнь поэта является подтверждением их.

Для Блока Россия всегда была раскольнической Богородицей, святой и безбожной,'«земной», греховной, чистой, неприкасаемой, недосягаемой и близкой (до боли). «Осень», «плач», «тоска», «жизнь» — все это его Родина. Печальная женщина и «светлая жена» — святая. Может быть, потому, что мученица? Во имя кого?

Россия была для Блока счастьем. Скорее, даже обещанием счастья, что гораздо ценнее. Не задумывались ли вы, почему при всем его восхищении красотой, устремленностью к совершенству, вольностью, блаженством, полетом так грозен и страшен его окрик: «Останови!»? Горестно, печально и трагично: «Плачь, сердце, плачь... Степная кобылица несется вскачь!» Но куда? Впереди закат. «Закат ! в крови!» Такова его судьба, судьба России, неотвратимая и неизбежная.

Для Блока Россия была тем магическим кристаллом, сквозь который он видел будущее, но неясное и туманное. В этом особенность его восприятия России, поиска ее пути. Тебя жалеть я не умею И крест свой бережно несу... Какому хочешь чародею Отдай разбойную красу! Пускай заманит и обманет, — Не пропадешь, не сгинешь ты, И лишь забота затуманит Твои прекрасные черты...

Блок не пророк, но он любит, просто любит. «Безумствуя люблю» — по-другому он не может. «Безумствуя» — значит, ненавижу и обожаю, бросаю и спасаю, бью по щекам и губам и вытираю слезы, прощаю тебе все и всегда. Но Блока мучит и другой вопрос, ему важно, необходимо знать: простит ли она?

Простишь ли мне мои метели, Мой бред, поэзию и мрак... ? . ...то, если я, завороженный, Сознанья обрывая нить, Вернусь домой уничиженный, — Ты сможешь ли меня простить?
Простить, но за что? Кто виноват, что Россия 1917-го года оказалась такой растерзанной и многоликой? Кто виноват в том, что у человека на глазах рушилась его Родина? Как мы можем судить людей, переживших это? В этом их трагедия и величие. В такое время проявляется истинный патриотизм, начинают по-настоящему любить родину.

Поэтому вовсе не случайно появляется у Блока поэма «Двенадцать», где тема родины (одна из важнейших в его творчестве) представлена совсем в ином плане, чем в его малых лирических жанрах.

Поэма «Двенадцать» — попытка разобраться в себе, найти свое место в новой России. Трудно провожать прежнюю Россию, столь нежно и горячо любимую. Это видно, когда мы читаем его горькие слова о прежней, теперь памятной и испуганной, родине: Старый мир, как пес безродный, Стоит за ним, поджавши хвост.

С чем приходит к Блоку новая Россия? С криком «пальнем-ка пулей в святую Русь». Страшно . в новой России. Не только потому, что ночь — время преступления — царствует в ней. Новая Россия — новый народ: «Идут двенадцать человек». Сожалеет о содеянном Петруха. Как всем людям, жаль ему убитую, так горячо любимую им когда-то Катьку, но Он головку вскидывает, Он опять повеселел...

Не может Блок никак понять, почему его родина выбрала своими героями убийц. Первые впечатления о них:
В зубах цыгарка, примят картуз, На спину б надо бубновый туз! — не оказываются ложными.


 






«Бедные убийцы», эти новые герои, продолжают патрулировать Россию. Как трагикомично обрывает Блок их революционные лозунги:
Товарищ! Гляди в оба!
(потому что они на улице?) Вперед, вперед, вперед Рабочий народ! Куда?
Оправдан ли его сарказм? Чего здесь больше: простого неприятия или растерянности? Когда-то Блок писал:
...И вся ты — ночь,
И вся ты—тьма... Безумствуя, люблю.

«Ночь» была для него чем-то тайным, зовущим, что-то обещающим. А сейчас «черный ветер» — тоже тайна, тоже неизвестность, но темная и опасная. Смятение слышится в поэме. За шумом, многоголосием, неразберихой скрывает Блок свою растерянность. Блок — интеллигент, не участник, он всего лишь наблюдатель. Сейчас он способен лишь насмехаться и издеваться над собой, потому что ему плохо и ничего не понятно.
Завывает ветер. Белый снежок.
Под снежком — ледок. Скользит — ах, бедняжка!

Блок испуган вырвавшейся свободой, «свободой без креста», стихийностью свободы. Это и есть революция по Блоку — стихия. И, думается, для Блока не было вопроса: разрушающая или созидающая стихия? Стихия есть стихия. В ней только «холодно», и в душе от нее тоже царит холод. В такие минуты человек ищет поддержку. Чаще всего он ищет ее у того, кто сильнее, сильнее в вере. '«...Христа я никому не отдам», — говорит Блок. Христос — загадка, так долго мучившая исследователей творчества Блока, — появляется в поэме не для патруля, не для уснувшего города. Он идет к тому, кто нуждается в Нем и ждет Его воли. Не может патруль увидеть Его, ибо ищут они «без имени святого», по Нему пытаются стрелять, но
...Только вьюга долгим смехом
Заливается в снегах...

Для их пуль он «невредим», ибо эти люди без веры, у них есть лишь страх наказания. Это не двенадцать апостолов. Если это так, то в чем же их апостольская сущность? В «пожаре крови»? Тощ выходит, что и Христос (с его «кровавым флагом») — не Христос, а Дьявол.
Христос впереди, но не возглавляет. Его «кровавый флаг» — это, быть может, знак беды, масштабы которой люди еще не осознали. Христос — не предводитель этих новых героев, не символ новом мира, нового времени. Я думаю, Христос — благословение человека, смятенного, ищущего человека с именем Бога на устах; благословение Блока-интеллигента.

Поэма «Двенадцать» — не политические стихи. Для поэта А. Блока не было выбора, принимая | или не принимать новую Россию, равно как и не было вопроса, погибла Россия или нет.

«Худоям надлежит знать, — писал он в то время, — что той России, которая была, — нет и никогда уже не будем Мир вступил в новую эру. И художнику, встретив ее, надо уметь склониться перед нею... Но откроем) сердца — погибнем... Свято нас растопчет... В таком виде стоит передо мною тема, тема России (об интеллигенции и народе в частности)».

Блок мучился от крови революции и не мог от нее отказаться, так как эта революция была в его России. Он никак не мог разобраться, метался, но остался человеком, сохранил все качества русского] интеллигента.