“Может быть, эти сумерки и были причиною того, что внешность прокуратора резко изменилась. Он как будто на глазах постарел… стал тревожен… забегал по балкону, то потирая руки, то… останавливаясь и начиная бессмысленно глядеть в мозаику пола… За сегодняшний день уже второй раз на него пала тоска… Ему ясно было, что сегодня днем он что-то безвозвратно упустил… Он круто остановился и свистнул… Из сада выскочил на балкон гигантский остроухий пес… Прокуратор сел в кресло, Ванга… улегся у ног хозяина… радость в глазах пса означала, что . кончилась гроза, единственное в мире, чего боялся бесстрашный пес… что он опять тут, рядом с человеком, которого любил. Но, улегшись у ног, пес сразу понял, что хозяина постигла беда. Поэтому он… поднялся, зашел сбоку и передние лапы и голову положил на колени прокуратору…

Действия Банги должны были означать, что он утешает хозяина и несчастье готов встретить вместе с ним. Так оба они, пес и человек, любящие друг друга, встретили праздничную ночь на балконе”. “В это время гость прокуратора находился в больших хлопотах”. Выйдя из дворца Пилата, он направился в город, в хитросплетении улиц отыскал нужный дом и “оказался у каменной террасы, увитой плющом”.

На его зов “заскрипела дверь и… появилась молодая женщина”. У нее Афраний пробыл совсем недолго. Он покинул дом и “потерялся в потоке прохожих… женщина… как тень, выскользнула из домика”. По дороге, ведущей к дворцу первосвященника, шел молодой человек. Он вошел в ворота дворца, но скоро вышел и заспешил обратно в город. На половине пути его обогнала женщина в темном покрывале, наброшенном на голову. Силуэт стройной фигурки показался знакомым молодому человеку. Он кинулся вслед за женщиной и окликнул ее: -Низа! Женщина обернулась и довольно сухо ответила: “- Ах, это ты, Иуда? Есть примета, что тот, кого не узнают, станет богатым…” Иуда стал расспрашивать Низу, куда она направляется. Ведь они договорились встретиться нынче ночью у нее. Низа равнодушно отвечала, что ей стало скучно, и она решила пойти за город слушать соловьев в Гефсиманском саду.

Иуда, задыхаясь от волнения, попросил позволить ему сопровождать ее. - Л мне не будет скучно с тобой? - кокетливо бросила Низа. И, словно нехотя, согласилась, велев ему, однако, сначала обождать некоторое время, а уж потом идти к гроту в Гефсиманском саду. А то их могут увидеть вместе, чего доброго пойдут сплетни… Она скрылась. Иуда немного постоял один, а потом “ноги сами, без его воли вынесли его” из города. Через несколько минут он уже бежал под тенью масличных деревьев. “В саду не было ни души”. Скоро он услыхал звук падающей воды в гроте. Иуда замедлил шаг и негромко позвал: - Низа! Но вместо Низы дорогу ему преградили две темные фигуры и одна из них произнесла:”- Сколько ты получил сейчас?..” “- Тридцать тетрадрахм!.. Вот деньги! Берите, но отдайте жизнь!” - отчаянно вскрикнул Иуда. Кошель мгновенно выхватили из его рук. Как молния, мелькнул нож и вонзился в сердце Иуды…


 






Тут на дороге появилась третья фигура и передала первым двум какую-то записку. Те быстро упаковали кошель и записку, один из них сунул сверток за пазуху, “и тьма их съела между маслинами… Бездыханное тело лежало с раскинутыми руками”. В своем дворце прокуратор забылся сном. Ему снилась лунная дорога. “Он даже рассмеялся во сне от счастья” и двинулся по этой дороге прямо к луне. А рядом с ним шел бродячий философ. Они спорили о чем-то очень сложном п важном, причем ни один из них не мог победить другого… Сегодняшняя казнь оказалась чистейшим недоразумением… Казни не было!”. И “жестокий прокуратор Иудеи от радости плакал и смеялся…”.

Но сон Пилата был прерван появлением Афрания. Начальник тайной службы вынул из-под плаща заскорузлый от крови кошель: - Вы оказались правы, игемон. Иуду из Кириафл зарезали. “Вот этот мешок с деньгами подбросили убийцы в дом первосвященника”. На нем кровь Иуды. По мнению Афрания, найти убийц будет очень трудно. Ведь во дворце первосвященника категорически отрицают, что выплачивали кому-нибудь деньги. “Даже в полутьме было видно, как сверкают глаза Пилата”.

Прокуратор небрежно обронил: - А “не покончил ли он сам с собой?.. - Это может быть, прокуратор”, - спокойно ответил Афраний. Далее Афраний рассказал, как, явившись на вершину холма, погребальная команда не обнаружила одного трупа. Его пытался спрятать в пещере человек по имени Левий Матвей. Сначала он “впал в отчаяние и злобу”, но “его удалось успокоить, объяснив, что тело будет погребено”. Прокуратор поблагодарил Афрания “за все, что сделано по этому делу”, и попросил доставить к нему Левия Матвея. “Лунная ночь… отступила в сад, как будто Афраний увел ее за собою. На балкон вступил… маленький и тощий человек в порванном хитоне”. “Левий приблизился к столу… и, глядя горящими глазами на прокуратора, зашептал ему: - Ты, игемон, знай, что я в Ершалаиме зарежу одного человека… Иуду из Кириафа, я этому посвящу остаток жизни. Тут наслаждение выразилось в глазах прокуратора… и он сказал: - Иуду этой ночью уже зарезали… - Кто это сделал? - Это сделал я. Прошел час. Левия не было во дворце”. Прокуратор “спал и дышал беззвучно. Так встретил рассвет пятнадцатого нисана пятый прокуратор Иудеи Понтий Пилат”.