Владимир Винниченко дебютировал в литературе в ту горячую для Русской империи пору, когда начинались крестьянские бунты, поджоги и погромы барских имений. Сюжеты его ранних произведений, буквально выхваченные из живой действительности: чаще всего они отбивают специальные сотрясения начала нового века. Молодой Винниченко открывает такие явления действительности и таких героев, которые были порождением новых исторических обстоятельств. Возбуждено, охваченное желанием мести село; молодежь из среды революционных кружков; поразительные социальные контрасты; удивительные метаморфозы как индивидуальной, так и массовой психологии.

Метаморфозы, которые происходят с человеком или с массой, у Винниченко-писателя вызывали особенный интерес. Крестьянские «грабежи» в 1902 году, стихия бунтов и беспорядков, столкновения власти, с народом давали ему (как и литературе в целом) чрезвычайно интересный материал для психологических студий. Иван Франко, должно быть, имел основания говорить о том, что Винниченко «не знает пределов своей обсервации»: со страниц его ранней прозы и в самом деле появлялась целая панорама украинской «низового» жизни. Он вел своего читателя в солдатскую казарму, в барские дома, в группы работников, в общество перенятых революционными настроениями студентов. Винниченко суждено было стать летописцем «смутного» времени. Смута же всегда сопровождается падением общественной морали, хаосом, настроениями разочарования и неуверенности, разочарования, шаткости, активизацией иррациональных начал в поведении людей.

Вероятно, поэтому так много причудливых превращений встречаем мы в ранних произведениях В. Винниченко. Сельский держиморда Самоцвет на какой-то момент, ошарашенный угрозой неповиновения и бунта, становится испуганным и покорным («Суд»). Винниченко в рассказе «Солдатики!» из простого и неприметного крестьянина рождает вожака. Кравчук (рассказ «Борьба»), который никак не вписывается в жесткие стандарты солдатской жизни, муштры, невольно убивает своего обидчика-командира, а еще через какое-то время становится социалистом. Несколько удивительных превращений происходит с крестьянской группой в новелле «Студент».

Подобными метаморфозами Винниченко-писатель с его склонностью к парадоксам любил шокировать, интриговать, поражать читателя. Ему не нужна была часовая дистанция – свои рассказы он писал, как правило, по горячим следам событий. Реальные жизненные коллизии моментально становились сюжетами произведений темпераментного молодого автора.

Скажем, в рассказе «Суд» (в 1903 г.) идет речь о нарастании крестьянского недовольства вскоре после «грабежей» в Полтавской области в 1902 г. О «полтавских бунтах» вспоминает земский начальник Самоцвет, центральный персонаж произведения. Вот-вот может «закипеть» и село, в котором верховодит Самоцвет. Господствует состояние неуверенности, шаткости; автор еще и сам не знает, какие продолжения выберет жизнь.

 




Его рассказ преисполнен колючей иронии (то есть – скрытой насмешки). Иронической является фамилия земского начальника Самоцвета. Сама по себе она вызывает поэтические ассоциации, а вот носитель такой роскошной «благородной» фамилии оказывается грубым самодуром. Ироническим является и название произведения. Никакого правового действа в рассказе нет, напротив – «суд» Самоцвета – это триумф кулака. Крестьяне для земского начальника всего лишь послушное быдло. С какой гордостью хвастается он своей безотказной до сих пор «целью» перед соседским панком Дурындой: «Служу я уже 10 год в земских начальниках, три раза меня били мужики, два раза жгли, сам я за сотню, и где там, тысячу мужицких морд разбил. Знаю я уже их, как своих пять пальцев».

Однако и Самоцвету ясно, что времена изменились. По селам распространяются прокламации, которые заклинают «сравнять мужика с паном»; крестьяне хотят «земельки», бунтуют; власть самодержца закачалась. В. Винниченко показывает нам фрагмент этой русской смуты начала века. Все еще балансирует; общественная атмосфера перенасыщена ненавистью, страхом, желанием мести. «Мы все, как на вулкане. Мы сами тот вулкан», – пишет немного погодя М. Коцюбинский, имея в виду предгрозовую атмосферу начала века. Интересно, что первая часть его повести «Fata morgana» писалась в то же время с рассказом В. Винниченко «Суд». Произведение М. Коцюбинского имеет характерное заглавие: «Из сельских настроений». «Все – настроение», – отмечал писатель в рабочих набросках повести.

И в самом деле, социальное возбуждение села имело признаки эмоциональной стихии, переменчивой и взрывной, поскольку заговорили-заволновались большие человеческие массы. Настроение – это эмоциональный фон, на котором происходит действие. И у М. Коцюбинского, и у В. Винниченко оно играет незаурядную роль. У В. Винниченко в рассказе «Суд» появляется причудливая смесь настроений, но доминируют два чувства: ненависть и страх. Кажется, что верх, в конце концов, берет Самоцвет: непокорному Никифору Крутоноженко связывают руки и отвозят в город, где его ожидает уже «настоящий суд».

А что село? Как ведет себя сельская группа, когда земский начальник на его глазах расправляется с Крутоноженко, который возмущается барским разбоем? А вот как: «всем становится страшно, но все стоят, молча, прикусив язык». И дальше, уже в самом финале рассказа: «С обеих сторон дороги стоят крестьяне и мрачно смотрят им (Самоцвету, Дуринде и Крутоноженко, которые едут на бричке в город. – В. П.) вслед».

Классическая ситуация – «народ безмолвствует»! Почти как в финале пушкинского «Бориса Годунова». Но в том то и дело, что молчание бывает разным – то грозным, то покорным. В рассказе «Суд» «толпой селян» владеет повиновение – страх, кажется, вошел в плоть и кровь человеческую. Но есть и несколько новое в настроении крестьян. Уже сказано слово наперекор земскому начальнику, уже увидели крестьяне в глазах Самоцвета испуг, уже почувствовали первый проблеск веры в собственную силу. А пока еще – все балансирует, колеблется, замирает в неуверенности. Люди еще боятся Самоцвета; Самоцвет уже боится крестьян. Есть в рассказе интересное пророчество земского начальника. «Знаю я уже их (то есть крестьян. – В. П.), как свои пять пальцев, – говорит он, похваставшись перед тем своим «порядком», – и скажу я вам, что долго, около 10 лет будет так. А там!». Лишь на год-другой ошибся Самоцвет: через 12 лет начнется мировая война, которая еще через несколько лет обернется для России большим гражданским кровопролитием.

К пророчеству Самоцвета автор возвращается и в последних строках рассказа – ирония здесь сливается с плохим для всяких самоцветов предвещанием: «Дурынде кажется, что «дерганая лошаденка», которая грустно качает головой. Возможно, автору – молодому украинскому социал-демократу – хотелось, чтобы его рассказы имели силу непосредственного призыва; чтобы реальные Крутоноженки узнавали в них себя и находили ответы на свои болезненные вопросы?