Мечта вырваться из западни серости будничной работы и приобрести уже в этом мире идеальной жизни, где работа для выживания стала бы радостным духовным творением, не оставляла человечество издавна. Художественное воплощение такое стремление к идеальному чаще всего получает через актуализацию мифологемы античного “золотого возраста” или близкого ей христианского “утраченного рая”, что, в частности для европейской литературы, естественно. В зависимости от ряда факторов и учитывая собственно мифологическую неопределенность своей семантики “золотое время” в произведениях художников возникает как вариативная временная визия, оцениваемая достигнутая реальность и т.д.. Закономерно при этом то, что яркое воплощение мифологема “золотого возраста” находит в утопии и антиутопии.

Изобретатель гиперболоида (гениальной догадки О.Толстого о будущем лазере) надеется пробиться с его помощью в толщу Земли к т.н. Оливинового пояса и достаться к планетарным запасам золота. Если нехватка денег, материального, делает жизнь человека трудной и подменяет его сплошной беспросветной работой, то, на наивный взгляд ученого из романа, достаточное количество золота даст человеку свободу и сделает ее жизнь прекрасной (не соглашаемся с утверждением Г.Сиваченко тем не менее, что гиперболоид создан как оружие, - в частности, как оружие его использовано). Инженер Гарин, украв ключевые идеи ученого Манцева, стремится создать на Земле собственную империю и воплотить в ней свое видение “золотого возраста” (принцип построения этой империи отдаленно напоминает взгляды на государственное устройство Аристотеля):  замечательная жизнь избранных Гариным полубожеств патрициев здесь имели бы обеспечивать низшие работники.

Химик Рудольф Штор из украинского романа хочет достичь “золотого возраста” для всех без исключения с помощью Солнечной машины, способной (также используя “лучевой принцип”) превращать растительный материал на солнечный хлеб. Естественно при этом, что когда Гарин руководствуется, прежде всего, эгоистическими мотивами и пренебрегает людей (”Хотя я пренебрегаю, вообще говоря, людей, и приятнее находиться в красивом обществе”), то Штор людей любит.

В сопоставлении образов Гарина и Штора четко оказывается гуманистический пафос действий украинского героя. Так, если на первом этапе создания своей империи Гарин предусматривает уничтожение “лишних” для его системы людей, то Рудольф придерживается других позиций: “…я не верю, что трутниками, убийствами, смертью можно создавать жизнь (тем более идеальная жизнь, которого стремится Гарин). Это логический абсурд. Однако Идея “избранности” для жизни в “золотом возрасте” присутствующая и в украинском произведении (но здесь она высказана в дидактической форме, без неоправданной гаринивской жестокости): старый Кравтвурст, видя, что теряет с появлением Солнечной машины хаосе уважение собственных детей, говорит о необходимости заслужить эту машину: “Нельзя всякой пискле давать у руки Машину. Нужно, чтобы на семью давали одну, да и не всякой же семье, а той, что заслужит. Нужно, чтобы народ не распускался через нее, порядок государств”.



 




Констатируя, что украинке ознакомились с русским (младшим за украинского) романом значительно раньше, чем с Винниченковым, В.Гриценко указывает, что через это “…отрицательное восприятие деятельности инженера Гарина диктует читателю на уровне подсознания определенное восприятие первой утопии в украинской литературе”. Нам эта мысль кажется дискусионной.

В самом деле, описываемые в исследуемых антиутопиях следствия обесценения золота и денег, а соответственно - и работы, страшные. О причинах же таких событий в романах говорится довольно прозрачно: для наступления “золотого возраста” должно было обеспечить людей материально, - нужно, чтобы люди были высокодуховные и, получив пищу и волю, не потеряли органическую потребность создавать прекрасное, реализовывать себя в работе. Красноречиво свидетельствует об этом деталь в украинском романе: для выпекания солнечного хлеба необходимая капля пота человека, который печет этот хлеб.

“Гнили бесчисленные сокровища духа в покрытых пылью библиотеках”, - читаем в О.Толстого и сумасбродные мысли находим в В.Винниченко: “А в университете тишина гроба. … Лаборатории, научные кабинеты, залы заседаний, библиотеки стоят открытые, грязные, разворованы… Остановился большой, могущественный организм. Молчат возрасты снятого, любовно, саможертвенно построенного сокровища. Затихли голоса гениев - стоят себе просто тома сбитого с  бумаги. Кусочек зеленой массы убил всех гениев, вся гордость, святых, храмы, ризы, предрассудки, науку. Чем же, собственно, гордилось человечество? Из какого кроткого неважного материала совершались его “вечные святые”?”.

Таким образом, духовность и нравственность должны сохранять для человека ценности ее жизнь и стабильность ее мировоззренческих координат. Бездуховное существование обречено и для цивилизации катастрофическое. Важные в этом контексте декларации в украинском произведении одного из сторонников Солнечной машины о “новом обществе” (в его словах ощутимый дух ницшеанства): “Ни преступлений, ни добродетелей мы не знаем. … Мы стоим по ту сторону добра и зла. Что такое грех? Мы не понимаем, что это такое. Молитва? … Бог для нас стал целиком лишний”.

Как видно из вышесказанного, размышляя в своих романах о “золотом возрасте”, О.Толстой и В.Винниченко оригинально раскрывают возможные пути его достижения соответственно нивелированиям денежного вопроса (имеем во внимании “путь” к планированному порядку на Золотом острове).