Важная роль принадлежала народным заговорам, которые пронизывали почти все области человеческой жизни и занимали значительное место в народном сознании. Существовали целые серии заговоров - заговор-просьба, или молитвы, заговор-любовные присушки, лечебные заговоры, но более за все были распространенные заговоры-обереги.

В ритуальных лечебных текстах время возникновения/лечения болезней четко регламентировано. Выделяются четыре основных суточных парадигмы: юг-утро/утро-вечер: “полночный до раннего рассвета, северного, вечернего полуденного”; “крикливицы, полувечерние, полуношние, мировые, утренние”; которые соотносятся с четырьмя годовыми солнечными фазами весеннего/осеннего равноденствия, летнего/зимнего солнцестояния, и служат суточными/годовыми и часовыми проекциями абсолютного начала в мифологии. Да, на Рождество происходили гадания, призвание достатка, на Ивана Купалу проводились церемонии некровного братания, весною/осенью - поминки пращуров.

В заговорах начало болезни часто соотносится с севером-югом - временами наибольшей концентрации темноты/света (потустороннего/земного - нечистого/чистого): “И ты, лукавый , ты ли во времени, ты ли в получасу, ты ли в дне, в полдень ли, ты ли в ночи, ты ли в полночи”. С другой стороны, мифический “полудень” ассоциируется с солнцем, жарой, югом, летним солнцестоянием; “полночь” - с холодом, месяцем, севером и зимним солнцестоянием. То есть, вместо суточных разграничений иногда указываются пространственные ориентиры: “полночный, ночной, северный, полуденный, сходовый”. Из примера видно, что вместо эпитета “сходовай” по смыслу должно быть прилагательное “денный”. В отдельных заговорах суточные юг и север отождествляются с частями света: “я вас пускаю (пчел) на четыре части свита сегоо: к востоку, на запад, на полдень, на полуночь, по всему свету”. Определяющими признаками заказных “полуночи” и “полудня” является полная наполненность, предельная насыщенность избыточность (пор. с большой эмоциональной насыщенностью сакрального времени), которые можно понимать также как критические точки в часовой закономерности - после севера/юга начинается другой счет времени, который описывает движение завершения цикла (утра/вечера).

Существуют также немало описаний лечения болезней на рассвете: “Выйти утром, чуть станет солнце всходит, и тогда, как ни будет тучки на дворе пол перед солнцем и казать…”; “Добрый день, лихорадки! Есть вас семьдесят семь, а принесла вам завтрак всем!”. Семантика данного действия понятна: вместе с восходом солнца прекращается действие нечистой силы/болезни. Соответствующее значение (иногда решающее) приобретает вечер - окончание световой части суток, логическое завершение данного часового цикла (пор. с проклятием: “А чтоб не дожил до вечера”), потому иногда вечером происходили ритуалы, направленные на ограничение негативных действий “ведьм”, “судей”, “врагов”. Да, после заката солнца заклинали воробьев. Действо происходило на кладбище, и только на могиле знакомого человека - “чтоб знал, кто лежит”. Связь обряда с потусторонним миром (миром пращуров) очевидный, что позволяет гипотетически соотносить вечер как суточное часовое состояние с осенним солнцестоянием - межевым естественным состоянием, временами поминок умерших (пор. с белорусским осенним поминальным ритуалом “дзяди”).


 





Наиболее мифологизированным суточным периодом у украинцев традиционно считается ночь. Как правило, самые интимные магические ритуалы происходили именно ночью: опахивание села, очаровывания, защитные символические действия, и тому подобное. В текстах заговоров важное значение имеет вся ночь: “ты, вода вечерняя, случилась ты с вечера до полуночи и к белому свита, над тобой крест смочили, над тобой евангелие читали, заклинали, из христианской веры отсылали”. Мифологическое отождествление ночи с потусторонним миром связаны, по нашему мнению, со сном, который ассоциируется со временным умиранием. Во время сна человек мог видеть аллегорические картины будущего, общаться с умершими, перемещаться на большие расстояния, владеть волшебными предметами и тому подобное. В течение следующих дней отыскивались аналогии между действительным и увиденным во сне, проводились параллели между этими событиями. Часто разные знамения расценивались как подтверждения увиденного ночью, что служило соответствующим предупреждением. Следовательно, именно существования ночи как естественного суточного ритма дежурства света/темноты, сна/бодрствования, прохлады/жары, предусматривает создание в сознании человека соответствующих психических моделей, специфических стереотипов мышления, которые проектируются на его поведение. Наиболее значимыми с мифологической точки зрения считались ночи в конце недели “против недели”. По месячному календарю именно эта ночь считалась переходной, поскольку знаменовала окончание одной и начало следующей фазы месяца. Но самой сильной в магическом смысле считалась ночь после полнолуния “на молодой месяц”, семантика которой отождествляется с семантикой мифологического “абсолютного начала”: “Увидев с правой стороны молодой месяц в первый раз после полнолуния и, перекрестившись, сказать: “Тебе, месяцу из полных, а мне на здоровье посмотреть и хорошо наглядеться”.

Независимо от того, когда происходил обряд лечения (в день/в ночь), время его проведения должно было быть благоприятным. Поэтому особенное значение приобретает собственное понятие “часа” в заговорах. Да, перед лечением говорилась молитва, после чего шло заклинание “часа”: “в первом разе, лучшем часе”; перед тем, как выкачать болезнь яйцом, говорили: “Стань мне первым вместе, лучшим временем, стань мне, Господи, к помощи!”; от болезни у скота: “Первым вместе, Господним временем, на синем море лежит камень, на камне - каменная корова”; “Ехал мужчина первым вместе (вторым, третьим вместе), святым временами через калиновый мост”. Семантика словосочетания “первым вместе, лучшим (святым) часом” объясняется попыткой заказать болезнь с первого раза, потому ему предоставляют признаков “хорошего”, “святого”, “Господнего”. Чтобы усилить заклинания (удвоить, утроить и т. п.) текст говорили несколько раз: “Иди себе за девятым вместе, лучшим часом”; “во второй раз, в хороший час”; “во второй раз, в Божий час”.

Кроме выбора предельного времени (утро/вечер) “час” лечение должен было быть максимально защищено от разнообразных влияний, поскольку именно в этот момент открывается/закрывается путь в потусторонний миру - мир болезней и магических помощников. В связи с этим (аналогично для оберегов, которые использовались для охраны пространства: знаки на домах, дорогах, одежде, теле) существовали заклинания, которые должны были охранять “час” возможного проникновения болезни (время возникновения болезни называли “лихим”): “Сохрани меня, Господи, и во времени, и в получасу, постоянно, на всякое время Христово”. Пор. с “пространственным” оберегом: “В кровать ложусь, крестом стелюсь, крестом укрываюсь, ангелы по бокам, спасители в головах”.

Интересными кажутся также аналогии между отрезками времени, которыми измеряется сила болезни и поминальными обрядами, что подтверждает сновидения болезней с потусторонним миром: “сглаз ранний, дневной, суточный, трехдневный, годовой”33. Эпитеты-характеристики сглаза “трехдневный” и “годовой” отождествляются с ритуальными “тремя днями” и “годинами” по умершим.