Проблема «развенчивания «процветающего» советского общества» волновала многих украинских писателей-эмигрантов. Погружаясь в страшные реалии искусственного голодомора 1932-1933 гг., Василий Барка не мог обойти проблему антигуманной сущности всей тоталитарной системы, которая порождает подобные явления, фальшивости провозглашаемых ею лозунгов социального равенства, общечеловеческого братства, счастья для всех. Вспомним, уже на первые страницы романа прорывается болезненный контраст в разделении людей на хозяев положения и бесправных рабов, на сытых и голодных.

В «Желтом князе» писатель создает модель подсоветского украинского общества с соответствующей иерархией настоящих и мнимых ценностей, с его пестрыми исполнителями очень разных ролей (строителей, охранников-разрушителей, подсобщиков, палачей, жертв) в том фантасмагорическом действе, которое зовется советской жизнью. Этой моделью служит небольшое село Кленотичи, что одним из первых на Полтавщине (по художественной версии Барки) попадает в эпицентр голодомора, а потому и обречено на уничтожение. Все, что происходит с жителями Кленотичей во время голодомора, раскрывает жуткую сущность тоталитарного государства, которая своих граждан, крестьян-хлеборобов, дедов, прадедов умышленно толкает в голодную бездну, из которой им, кажется, уже никогда не выбраться.

Есть в романе поражающая аллегорическая сцена: Мирона Катранника, который отправился в поисках хлеба на Воронежскую область, и других, таких же беззащитных и обессиленных голодом людей, жестоко выбрасывают из поезда вместе со «шпалами и обаполами, облитыми смолой» в пропасть. Этой деталью подчеркивается сводка к абсурдности, обесцениванию жизни человека, абсолютное нивелирование ее индивидуальности. Все это (люди и шпалы) единственной массой с высокой насыпи катится вниз в страшную огненную пропасть, которая ассоциируется с бездной, адом. Лишь чудом Катраннику удалось зацепиться за дерево и не упасть в эту бездну, хоть большинство попало туда сразу. Он выбрался, один из немногих (также существенная сюжетная деталь!), даже вернулся домой — и лишь на пороге собственного дома его догнала смерть. В этой небольшой, но поражающей экспрессивной сцене метафорично воплощено общее предапокалипсическое состояние всего советского общества. Вспомним, что голодные дети Мирона Данииловича не сразу ринулись есть добытый такой ценой — родительской смертью — хлеб. Эта вторая сцена является логическим продолжением первой — она углубляет мысль, что это — не стихийный временный голод. Трагические события лягут тяжелым грузом недоверия, отчаяния, страха, предостережения украинскому селу на будущее, бесповоротно разрушат глубинный ментальный корень, что связывал на протяжении многих веков его с землей. Относительно этого примечательно также: спасение жители Кленотичей ищут в городе — там, где не выращивается хлеб.

 




После страшных и поучительных 30-х украинское крестьянство будет все назойливее убегать в города, а советское общество больно будет переживать немало кризисных не только экономических, но и морально-этических, последствий тех массовых миграций. Постепенно будет мелеть, будет высыхать духовный источник национального языка, традиций, обычаев, исторической памяти, культуры в целом. Тот голодомор 30-х был продуман дальновидно и направленй на долговременную перспективу.

Следовательно, этот существующий в таком виде мир — абсурдный, все привычные закономерности в нем разрушены, крестьяне-хлеборобы умирают от голодной смерти — постоянно подчеркивает писатель. В конце произведения эта мысль еще больше усиливается в долгожданной сцене сбора нового урожая, щедрого и большого, но (парадоксально!) его уже, некому собирать, да и у тех, кто с большими физическими усилиями вышел на поле, совсем нет уверенности в том, что этот новый хлеб опять кто-то не отберет… На краю бездны висел не только Мирон Катранник — есть опасность попасть в бездну всему обществу.

Мотив передапокалипсичности этого общества, краха мифа о нем, как о земном рае, иллюзорности его процветания являются сквозными. На него «работает» большое количество разных художественных средств. Это и подробности описания опустошенных крестьянских дворов, опустошение сел, которое наблюдают герои. Это и очень высокие бурьяны в гнетущем густом тумане, мраке, из которого герои, как будто из сложного лабиринта, долго не могут попасть на спасительную тропинку. Это и символично-мистическое виденье на месяце — брат поднял на вилах брата, что означает раздор между людьми, подозрение, свирепую месть, подмену истинных ценностей ошибочными. Но точнее всего напряженную, противоестественную атмосферу в обществе передает символическое пророчившее виденье, что наблюдают над Кленотичами крестьяне, — падение с неба мертвых птиц. Стоит обратить внимание на контекст, в котором представляется это последнее виденье: он тоже несет в себе скрытый смысл. Мертвых птиц наблюдает печник, то есть строитель жилья, а следовательно, жизни, а затем рассуждает о том, что «про небо забыли», «живем в последние часы» — то есть в начале апокалипсиса.

Вообще прием парадоксальности Василий Барка применяет в романе очень часто, с помощью значительно оксюморонных соединений он каждый раз подчеркивает абсурдность этой фантасмагорической советской жизни, в которой крестьянин не имеет хлеба, мельница не дает людям спасительной муки, а несет смерть, колодец наполнен не ключевой водой, а труппами… Снопы пшеницы ассоциируются также с труппами, то есть живое превращается в неживое, мистически страшное. Где-то в те же годы, когда писался «Желтый князь», Василий Стус в книжке «Веселое кладбище» продемонстрирует образ корабля из трупов, что будет олицетворять символ его Отчизны «протухлого украинского материка». А вспомним образ остановленных часов в доме Катранникив — также апокалипсическое предсказание. Так же стоит сказать о еще одной детали, которая повторяется в романе: красный флаг над сельсоветами опустевших сел. Цвет того флага непонятен, потому что, как говорит Мирон Катранник «то только кажется, что их флаги красные, они темные». Не парадоксальна ли и в то же время символическая ситуация: село вымирает до основания, а флаг реет и треплется на ветру.