Он умеет заинтриговать читателя интересно построенным сюжетом. Но - не только сюжетом. Последний у него не имеет самодовлеющего значения. Событийность, развитие взаимоотношений героев - активные средства выявления характеров, их своеобразия. В открывающем эпическую дилогию романе «Сон в начале тумана» (1970) в центре внимания чукчи - Орво, Токо, Армоль и Пыльмау. Особенно удались писателю образы чуткого, душевного, бескорыстного Токо и его жены, тоже очень доброй, очень чуткой Пыльмау - потом, после трагической гибели Токо, становящейся женой Джона Макленнана.

Удался образ Орво - советчика, мудреца, человека широкого сердца, признанного вожака жителей маленького чукотского селения. С глубоким волнением читаются сцены гибели Токо, похорон маленькой Мери, встречи Джона и его прощания с матерью. Превосходно рассказана предваряющая «Белый пароход» Чингиза Айтматова легенда о Белой Женщине - прародительнице чукчей и китов.

В целом романы «Сон в начале тумана» (1970) и «Инейна пороге» (1971) представляют собой летопись суровой жизни человека в суровом краю, человека нелегкой судьбы. Увлеченный книгами «бывалых мореплавателей о далеких землях, о ночных бурях, об утренних берегах, на которые не ступала нога человека», канадский студент Джон Макленнан отправляется на шхуне «Белинда» из Нома к берегам Чукотки. Здесь посудина попадает во льды. Выручая ее, Джон лишается кистей рук. Команда оставляет его на попечение чукчей, а шхуну уводит домой. Тронутый вниманием и заботой аборигенов, Макленнан полностью пересматривает свое отношение к миру, отвергает цивилизацию, проникаясь благоговейным отношением к «настоящей жизни, достойной человека», - к чистой и честной патриархальной жизни добрых сердцем чукчей. На двенадцатом году жизни среди них он становится председателем сельского Совета.


 



«Повествование о Джоне Макденнане, полуромантическое, полуреалистическое,- не без скрытой иронии заключала И. Осмоловская,- превращается в сказку о Джоне Макленнане». Другие критики, в целом положительно оценивавшие, дилогию, тоже обнаруживали немало уязвимых мест в ней. Говорилось о «заданное» самого авторского замысла и о «вымысливании» социальных ситуаций», о недостаточной документированностн реальной исторической основы произведения и психологической неразработанности характеров, «Автор, бесспорно, нарушает меру историзма, когда пытается выписать тогдашний быт чукчей привлекательным, видимо, ему так легче выполнить свою задачу - показать эволюцию главного героя, принятие им патриархального уклада. Необходимо было все же найти средства для разграничения позиции автора и героя…»


В «тенденции к идеализации патриархально-родовой жизни» упрекал писателя Л. Якименко. «Мотив противопоставления первозданной не испорченности, «естественности» чукчей разрушающему влиянию цивилизации, как мне кажется,- предполагал он,- появился в романе не без влияния тенденций, проявившихся в последнее время у некоторых столичных писателей и критиков, тенденций идеализации патриархальности, воспевания старой русской деревни».

Трудно не согласиться с некоторыми из этих упреков. В дилогии сплошь и рядом действительные чувства, переживания и мысли главного героя подменяются чувствами, переживаниями и мыслями самого автора, явно обгоняющего процесс созревания героя. Не участвуя активно в преобразовании жизни, находясь «в стороне» от нее, Джон, например, явно под диктовку автора записывает: «Когда случаются такие мировые потрясения, как революция в России, они касаются всех. Эта революция рано или поздно отзовется в судьбах каждого человека. От нее не уйдешь, не спрячешься даже в самой глухой тундре. Она найдет тебя, затронет твою судьбу, переделает всю жизнь. И это не оттого ли, что она производит множество маленьких революций в душах людей?» Обилие таких пробелов в дилогии не позволяет присоединиться к утверждению о совершенствовании «искусства психоанализа» в ней. Главный просчет, допущенный писателем, заключается в том, что избранный им ракурс мешает показать жизнь чукчей изнутри ее. Зато книга должна была привлечь к себе внимание - и привлекла! зарубежного читателя, особенно из Канады и США, поскольку в ней Чукотка увидена со стороны - глазами не чукчи, а цивилизованного жителя, прибывшего с Американского континента и озабоченного проблемами, но крайней мере, не 1910, а 1980 года. Избранный ракурс приводит к тому, что и сам автор видит мир в этом произведении не столько как коренной чукча, сколько как современный европеец, о чем откровенно и заявили ему критики. Но они напрасно не сказали во весь голос и о другом - о том, что, развертывая характеры центральных героев, писатель сумел показать нам жизнь дореволюционного чукчи с ее немногочисленными радостями и неисчислимыми испытаниями, горестями, утратами. Нравы, обычаи, обряды, песня, танцы-все дано в характерных образцах, начиная с обряда при рождении и кончая описанием того, как потерявший способность добывать себе еду чукча «отправляется за облака».

Чукотский писатель Юрий Рытхэу, чьи книги были изданы на 17 языках народов мира тиражом более 7 миллионов экземпляров, стал лауреатом итальянской литературной премии «Гриндзане Кавур», которая присуждается по результатам опроса мнений учащихся школ и лицеев о творчестве национальных и зарубежных писателей».