Поэма «Возмездие», по замыслу поэта, должна была охватить  всю ширь его размышлений о жизни, о судьбах родины как единственной всеобщности, способной поглотить индивидуалистическую отчужденность личности. И тогда символика ястреба, хищно  парящего над лугом, начинает казаться поэту ограниченной судьбой  демонических отщепенцев. Ястребу демонических сил истории  нужно противопоставить нечто незыблемое, неоспоримое в своей  изначальности. Этим синтезирующим началом всех начал, при всех  оговорках и сомнениях, для поэта была родина как совокупность  народного существования, народного бессмертия.  Так возникает самостоятельное стихотворение «Коршун»,  призванное завершить цикл «Родина» - важнейшую тематическую группу лирики третьего тома.

Стихотворение как будто сохранило все элементы аналогичного отрывка поэмы, хотя стало почти вдвое короче. На первый  взгляд, и концовки тождественно скорбные. В поэме - категоричность утверждения: судьба детей России - «чтоб их терзали  ястреба». В стихотворении концовка приобретает вопросительную интонацию: доколе?  Вместе с материнской грудью младенец впитывает в себя  рабьи призывы к терпению и покорству. Но мятеж, полыхание  деревень возникают над унылой покорностью.

По сравнению с  отрывком поэмы сдвинулась сама социальная география стихотворения. В поэме коршун символизировал демоническую силу  индивидуалистической отчужденности, вторгшейся в полупатриархальную среду дворянского рода, не чуждого просвещению,  - либерального прекраснодушия. Ведь в предисловии к поэме  А.Блок утверждал, что развитие рода достигалось и ценою утраты высоких свойств.  В стихотворении иное обобщение, перед нами не судьба крестьянского рода, а доля деревенская, тут крестьянская мать причитает над младенцем о крестной доле его.

В двенадцати строках стихотворения предстала судьба народная, над которой  висло хищное раскрылие коршуна.  Однако в обоих вариантах коршун вырастает в собирательный образ зла. Однако зла преодолимого, - вопросительная интонация «Доколе?» уже указывает, что срок настанет, не вечным  же быть хищному парению. В одном из самых проникновенных стихотворений А. Блока  - «Русь», с его зачином «Ты и во сне необычайна», глубоко  личной интонацией звучит строфа:  И сам не понял, не измерил,  Кому я песню посвятил,  В какого бога страстно верил,  Какую девушку любил.  Поэт действительно не всегда знал, какому богу верит, но вне  страстной веры и не представлял себе искусства.  Поэма Блока была посвящена возмездию истории, поэт предавал казни социальную среду, близкую ему по крови, по строю  переживаний. Он и себя возводил на плаху, но и тут загадывал: 

    * Какие ж сны тебе, Россия, 
    * Какие бури суждены?.. 
    * Отбрасывая иллюзии, тут же и признавал: 
    * Но в эти времена глухие 
    * Не всем, конечно, снились сны… 

Путей в сферу социально прекрасного Блок не знал. Поэтому лишь  в лирических снах способен он был прорваться в манящую невесомость будущего, - субъективно поэт не мог не верить в это будущее.  Так возникает и стихотворение «Новая Америка», отнесенное поэтом к циклу «Родина», столь необычайное для А.Блока.  В поэме «прекрасные черты» никак не прорезывались, а вне вещих снов поэзия Блока не могла развиваться.

В промышленном  развитии сонной, нищей страны поэту мнится такой разлив  бытия, что даже и эстетически он радостно приемлет внешнюю  непривлекательность фабричного будущего: 

 





    * А уж там, за рекой полноводной, 
    * Где пригнулись к земле ковыли, 
    * Тянет гарью горючей, свободной, 
    * Слышны гуды в далекой дали… 

В самом противопоставлении «пригнувшимся» к земле ко-  вылям, пахнущим пустынной отрешенностью, «свободной» гари,  рвущихся из далекой дали гудов - заложен огромный смысл. В  наследие от русского искусства А. Блок принял святое преклонение перед неяркой красотой родного края. Он приумножил эту  национальную традицию, ведь и ему так много раскрыла русская природа, ее «шелесты в овсе».  А в стихотворении «Новая Америка» поэт утверждает:

    * На пустынном просторе, на диком 
    * Ты все та, что была, и не та, 
    * Новым ты обернулась мне ликом, 
    * И другая волнует мечта… 
    * Черный уголь - подземный мессия, 
    * Черный уголь - здесь царь и жених. 
    * Но не страшен, невеста, Россия, 
    * Голос каменных песен твоих! 

В этом ощущении России «невестой» все то же лирическое, интимное отношение к родине. Если покорно следовать архитектонике трех томов лирики,  легко впасть в искушение спрямить путь поэта, приписать ему  жесткую определенность мотивов, а при желании - и неоправданно героизировать его биографию, подвести его к поэме «Двенадцать» прямиком, строевым шагом.  В действительности все было весьма запутанно. В мучительных, а часто и болезненных метаниях поэта противоречия эпохи  сказывались и осложнялись его субъективной смятенностью, максимализмом его требований, его стремлением соизмерять хмурую  логичность действительности с лиризмом его поэтических представлений. Интеллигент и гуманист, А. Блок страдал от реального  противоречия между ростом буржуазной цивилизации и нравственной угнетенностью личности. Это было страданием реальным,  коренившимся в объективных условиях действительности.