В  «Марше Радецкого» нередко присутствует и высокое небо, большей частью ночное, усеянное большими, яркими, мерцающими звездами. И оно здесь, кажется, лишь для того, чтобы видеть бессилие человека, - например, старенького императора, когда тот в ночной рубашке стоит возле открытого окна и радуется, что обманул своих слуг, вырвав для себя этот миг свободы.

И начинаешь замечать, что спор с самым собой и со своими объектами, множественность ракурсов их рассмотрения, ироническое «снятие» собственных патетичных партий, - одно слово, весь этот неэпический, немифический «реквизит» - умышленно размывает притворную монолитность рассказа Рота, что ни одной монолитности там никогда и не было. Скажем, называя произведение «Маршем Радецкого», писатель имел в виду отнюдь не легендарные победы знаменитого австрийского фельдмаршала, а лишь мелодию, созданную в его честь Й. Штраусом, - мелодию молодецкую, бравурную, веселую и потому кричаще несоответствующую духу романа: ведь роман является элегическим, изредка трагическим и вместе с тем не чужим насмешке, даже сарказму.

И штраусовский марш - эта, по словам самого Pота, «Марсельеза консерватизма» - включается в игру разногласий. Когда каждое воскресенье военный оркестр исполнял его под окнами резиденции окружного начальника фон Тротта, младшему Карлу Йозефу казалось, будто это и есть олицетворение Австрии. Однако тот самый марш пьяницаа-пианист исполнял в борделе тетушки Розы, который охотно посещают господа офицеры. И здесь уже речь идет не об олицетворении Австрии, а о поругании над ней.

Так же неоднозначным является и образ властителя этой монархии - он хитрый и наивный, наученный опытом и вместе с тем беззащитный дед с прозрачной капелькой под носом.

Франц Йосиф не только создан Pотом, а и настоящий, исторический, - отразился в своих подданных: все они, начиная от окружного начальника фон Тротти и заканчивая придворными лакеями, носили одинаковые бакенбарде! От императора ждали лишь одного - олицетворения наследственности. И все заперлось в ошибочный и вместе с тем по-своему «надежное» круг: немощный монарх - мечта немощной империи, а немощная империя - мечта немощного монарха. Это был грандиозный, помпезный и насквозь обманный спектакль. Император правил за протагониста, остальные - актеры, даже статисты, включая, если не «героя Сольферино», то по крайней мере его сына - окружного начальника. А вот у последнего из семьи Карла Йозефа, роли уже нет. Он, собственно, «последний» продукт вырождения, но и попытка спасения: недаром его влечет незнакомое, чужое Сиполля, словенское село, из которого Тротти походят. Но возвращаться туда поздно: не суждено.

Однако не только у его героев, а и у самого писателя не было другой семьи, кроме Австро-Венгерской монархии. И вдобавок эта монархия отнюдь не хуже, чем другие возможные родины: слабость прибавляла ей либеральности, горький опыт - осмотрительности, даже своеобразной «мудрости». Она не могла не погибнуть, и потому погибла. Но инкарнацией Зла она не была, и потому грустить по ней, даже ее оплакивать является вполне естественным, грустить и оплакивать, вместе с тем смеясь над ее наивностью и слепотой.

 





Все это и обусловило своеобразность «Марша Радецкого»: имеем дело с произведением эпическим, но вместе с тем и с пародией на эпическое произведение. Наверное, такую жанровую структуру нужно означить как «иронический реквием».

Из шестнадцати романов, которые их на протяжении своей жизни написал Pот, одиннадцать так или иначе связаны с Украиной. Это будто и вполне естественно; он родился в Королевстве Галиция и Володомерия, питался воспоминаниями своего детства. Но дело усложняется тем, что, закончив гимназию в Бродах и немного проучившись в Львовском университете, Pот покинул те места практически навсегда.

Тем не менее, если, по мысли X. фон Додерера, для сохранности австрийского духа хватило бы и Вены, Pот придерживался противоположной мысли. В романе «Гроб капуцинов» его alter ego граф Хойницкий уверяет: «Дух Австрии не в центре, а на периферии… Австрийская субстанция реализуется, и все время питается провинциями нашего государства». Итак, для Рота прежде всего перевешивала духовная целостность монархии, и он мечтал о возрождении этой целостности.

Считая, что и государство опиралось не на центр, а на провинции, писатель, естественно, обратил свой взгляд на те, что были ему ближайшими, - т.е. на Галицию и Волынь. Последняя принадлежала к России, но, на его взгляд, все равно является Украиной: этой границы между Российской и Австрийской империями он вообще никогда не признавал. И не только потому, что с обеих сторон жили те же самые евреи: для Pота на центральноевропейском «Диком Западе» пограничье существовал единый по духу народ. Здесь он и нашел свою овеянную мечтой отчизну и каждый раз воссоздавал ее в «Марше Радецкого», «Иове» (1930), «Фальшивому весе».

Выразителем и даже «пропагандистом» Украины (временами откровенно политическим) он выступал и как публицист: «В той Европе, где по возможности большая самостоятельность наций является наивысшим принципом составления мирных договоров, деления территорий и учреждение государств, европейские и американские знатоки географии не должны были допустить, чтобы большой 30-миллионный народ был разбит на несколько национальных меньшинств и вынужден жить в составе разных государств».

Итак, Pот и в самом деле имел в виду всю Украину, а не только галичскую ее часть. «С этой отчизной, - писал его биограф Д. Бронзен, - к которой уже не могло быть никакого возвращения, его связывали тоска и противоречия, любовь и ненависть, гордость и стыд. Рано покинув ее, он искал свою утраченную отчизну на многих станциях своих беспрерывных блужданий окольный путями самых отдаленных стран Западной Европы. И нашел ее в своем художественном воспроизведении восточного мира».