О том прекрасном, что в каждом человеке заложено и чему люди никак не могут соответствовать, напоминает в пьесе чистый голос флейты, который доносится откуда-то издалека, где, несомненно, есть другие отношения, другие ценности, другая жизнь. Почему не здесь? Почему не с нами?  Размышления о семье, которую советские идеологи привыкли называть “ячейкой общества”, мучившие драматурга еще в начале 1980-х годов, вновь прозвучали у В. Арро через несколько лет в пьесе “Колея”.  Мы застаем главную героиню Нелли в минуты тяжелой душевной смуты, в тот период, когда ее жизнь оказалась выбитой из привычной “колеи”: ее сын, как будто бы вполне благополучный молодой человек, ушел из дома, связавшись с какой-то сомнительной компанией, что-то противозаконное натворил и теперь разыскивается милицией. Трудная ситуация, в которую попала Нелли, позволяет ей, однако, другими, новыми глазами увидеть вроде бы привычное - свой собственный дом, где она живет с двумя детьми и старым отцом. И под этим пристальным взглядом становится очевидным, что дом выглядит запущенным, неуютным, даже на расшатанные стулья опасно садиться.

Как и где Нелли искать выход? Как вернуть такое хрупкое ощущение дома, семейного очага? Свой рецепт предлагает родственница главной героини Наташа: “Вы духовной пищей питаетесь, мы - материальной! Мы прагматики, вы эстеты! Вы романтики, философы, мы технократы… Мы не философствуем, нет. У меня для сына режим, спорт и английский. Зато у меня семья”. Да, в эту программу входит весь джентльменский набор “благополучной” семьи, но лучше ли это Неллиной непрактичности и бытовой неустроенности? Ведь по нервозности, суетливости, вызывающему тону Наташи чувствуется, что “материальная пища” не прибавила ей спокойствия и радости жизни.

 




Но и тот путь, та “колея”, которую вроде бы находит сама Нелли, тоже в конце концов приводит ее в тупик. Героиня пытается воссоздать в доме эдакое миленькое “ретро”, дорогие сердцу, знакомые с детства приметы домашности, без которых, как она говорит, “нет атмосферы и ничего не мерцает”. И вот появляются на свет, как в доброе старое время, круглый стол под абажуром, белоснежная крахмальная скатерть, вкусный чай из старинного самовара, лото по вечерам, - совсем как в последнем акте чеховской “Чайки”. Там, правда, под бодрое выкрикивание номеров про-звучал за сценой выстрел Треплева. И здесь все это Неллино “ретро” выглядит бутафорией, театральной декорацией, ибо дело, конечно же, не столько в обстановке, сколько в том, с каким настроением люди приходят в эту обстановку, обживают или не обживают ее своим сердечным теплом. В глубине души Нелли все это понимает и не очень-то надеется таким нехитрым способом скрепить рассыпающийся на глазах дом.

По нашей всеобщей житейской привычке искать виноватого в том, кто оказался в данный момент рядом, Нелли упрекает отца, что он, правоверный партиец, поглощенный общественной деятельностью, проглядел собственного внука: “Он, видите ли, воспитывал не внука, а поколение!” Упрек небезосновательный, но его вполне можно адресовать и самой Нелли - в этом она дочь своего отца. Вся погруженная в редакторские хлопоты, среди чужих людей, в вечной суете и спешке, она не научилась быть “домашней”, у нее просто никогда не было времени заняться бытом серьезно, а не только урывками, когда выдавалась свободная минутка.  Нет, Арро не спешит развенчать тип “деловой женщины”, его Нелли и не соответствует этому классическому образцу, скажем, арбузовской “победительницы”. Драматург вместе со своей героиней предается печальным размышлениям о том, что, выбрав однажды свою “колею”, худо распорядившись своей жизнью, мы сами обедняем себя, пропускаем что-то важное, нигде не находим душевного пристанища. А колесо судьбы все больше вязнет в этой пресловутой “колее”.

Естественно, что, констатировав неблагополучие современной семьи, забвение самого понятия дома, драматурги “новой волны” просто не могли не задаться вопросом: а кого же растим мы в таких семьях? Кто эти молодые люди, недополучившие родительского внимания, те, кого “воспитывать” было в общем-то некогда. Вполне закономерно также и то, что к теме “детей” обратились прежде всего женщины-драматурги: та же Л. Петрушевская и Л. Н. Разумовская.