«Радоваться нечего спешить.
Трудно будет», — сухо отозвался Кондрат.
М. Шолохов

Где они, нужные слова, когда говорим о человеческом горе?
Почему всегда так трудно писать об этом и вдвое труд­нее, когда горе это, страдания эти не оправданы, не оза­рены стремлением к этой цели, за которую и жизнь от­дать можно, не задумываясь? Трудно писать, но невозмож­но и забыть горе, как бы далеко не отодвинуло время те дни. Это дом наш, крест наш, как бы ни старались мы забыть о нем.

Коллективизация — слово это, бывшее когда-то символом чего-то грандиозного, радостного, символом перехода к новой, лучшей жизни, для наших современников звучит зловеще. Оправданы ли жертвы тех лет? Уместно ли здесь сухое слово «перегибы»? Как это было, знают те кого смела или коснулась беспощадная волна, те, кто был свидетелем великого и жестокого перелома. Поздно узна­вая правду о Сталинской эпохе, мы привыкаем считать многие старые произведения о том периоде приспособлен­ческими. И не всегда замечаем среди них те, что были на­писаны по зову правды. «Поднятая целина» М.А. Шоло­хова тоже не избежала участи переоценки. Только сейчас, перечитывая ее новыми глазами, мы вдруг открываем то многое, чего не замечали или не хотели замечать рань­ше. И в то же время понимаем, как отличался этот ро­ман своей талантливостью, реализмом от многих других, ему современных, и какой жаждой правды нужно обла­дать, чтобы опубликовать такое произведение в страшные годы гонений и оговоров!

Прост и понятен язык «Поднятой целины». Ясна ее главная мысль: прекрасный народ наш, коммунисты, как бы ни было трудно, все же готовы идти к своей цели.

Виноваты ли крестьяне в том, что трудно им было отрывать от себя то, что веками было привычным? Ви­новаты ли Нагульнов, Давыдов и другие в том, что ошибались на этом пути, ведь они так верили в рево­люцию?!

«Нечего слова на ветер кидать! Да и нету у меня в за­гашнике таких слов... Видишь, как хлопают? Стало быть, им и так все понятно, без моих лишних слов...» Что мо­жет быть проще и лучше этой «речи» Ипполита Шалого, которую он произнес при вступлении в партию. Здесь все: готовность работать без лишних слов, радость от поддер­жки товарищей, большое желание построить эту новую «жизню». Таковы были эти крестьяне, которые поверили в революцию и готовы идти в огонь и в воду. И не нужно думать, что для них коллективизация не была трудной, если они сразу приняли ее и поддержали. Они ведь тоже, как Яков Лукич, как Банник, были раньше единолични­ками. Как смешны, на первый взгляд, и как глубоки по своей сути переживания Кондрата Майданникова: «Нет, товарищ Нагульнов, совесть не дозволяет мне в партию вступать зараз. А через то не могу, что вот я зараз в колхозе, а о своем добре хвораю...»

Какая подкупающая искренность! Для него партия — святыня, где не должно быть сомневающихся.


 





Порой говорят об ошибках гремяченских коммунистов. Ошибки... Но кто от них может быть застрахован в те годы, когда неизвестен был путь, по которому надо идти! Давыдов плохо разбирался в людях, но не от нежелания их понять, а от неумения. И разве не наказывает он себя за это? Расплата — смерть. «Перегибы» Нагульнова... Что они в сравнении с теми страшными перегибами в масш­табах всей страны!

Рядом с настоящими коммунистами есть и карьеристы, которые спешат выполнить любое повеление сверху, будь оно даже намеком, как в сталинской статье «Головокру­жение от успехов», которая сваливает ответственность за неудачи и недовольство на перегибы на местах.

Больнее всего проехало колесо коллективизации по се­реднякам. Сколько их, заработавших свое добро тяжелым трудом, было раскулачено и отправлено кто куда!

В «Поднятой целине» есть не только два лагеря. Кро­ме врагов: Островнова, Половцева, Тимофея Рваного — и сторонников коллективизации, мы видим и сомневающих­ся - тех, кто пока не «за», но уже и не «против», как Аким Бесхлебнов, в сомнении прирезавший быка, чтобы не сдавать его в колхоз. Нельзя винить Шолохова в том, что он не заострил, не углубил проблему невинно раску­лаченных. Это просто было невозможно в то время и в тех условиях. Но никого не может оставить равнодушным сцена раскулачивания бывшего красного партизана Тита Ьородина. Недаром ведь Титок все-таки возвращается на­зад, как несправедливо раскулаченный. Но к чему возвра­щается?

Ленин считал, что все должно основываться на добро­вольности. «Декрет о земле» сделал крестьянина ее хозя­ином, открыл простор для свободного труда. Коллекти­визация забрала у крестьянина эту землю.

Публикация А. Ильина «Коллективизация: как это было» поражает страшными цифрами и фактами. Сколь­ко работников потеряла деревня, сколько скота погибло от рук неприсоединившихся!
Ревизия ленинского кооперативного плана дорого обо­шлась нашему народу, оставив след и в современной де­ревне.

Уже много написано об этом, но никогда и никто не сможет забыть эту тему, изъять ее из литературы. Это наша боль, мы обязаны помнить о ней и во времена ве­ликого перелома нашей эпохи.