Композиция «Слова» необычна для исторической повести. Мы видим, что в центре внимания автора не столько последовательный рассказ о самих событиях похода, сколько рассуждения о нем, оценка поступка Игоря, раздумья о причинах «туги» и печали, охватившей всю Русскую землю в настоящем, обращение к событиям прошлого с его победами и несчастьями. Все эти черты «Слова» подводят нас к вопросу о жанре памятника. Вопрос этот тем более важен, что в древнерусской литературе, с ее строгой системой жанров, «Слово» (как и ряд других памятников) оказывается как бы вне жанровой, системы. Д. С. Лихачев объясняет это следующим образом.

Для русской культуры XI-ХШ вв. было характерно сосуществование двух жанровых систем: системы литературных жанров и системы жанров фольклора, о которой мы знаем, к сожалению, очень мало. Но обе эти системы не знали жанров, которые могли бы воплотить в себе новые формы исторического и патриотического самосоанания. Система фольклорных жанров была для этого слишком архаичной, система литературных жанров - слишком церковной. «В результате поисков новых жанров в русской литературе и… в фольклоре, - пишет Д. С. Лихачев, - появляется много произведений, которые трудно отнести к какому-нибудь из прочно сложившихся традиционных жанров». Таковы «Слово о полку Игореве», «Моление Даниила Заточника», «Слово о погибели Русской земли». Таким образом, неясность жанровой природы характерна для ряда памятников, и и числе их для «Слова о полку Игореве». Для выражения «политико-публицистических идей (идеи защиты родины, объединения всех сил для борьбы с внешним врагом)… нужна была помощь эпоса». Влияние эпоса явно ощущается и в «Слове». Как и в эпических произведениях, в «Слове» сильно проявилось авторское начало.

«Это авторско-исполнительское начало,- пишет далее Д. С. Лихачев, - дает возможность лирически интерпретировать события, сопровождать рассказ горестными размышлениями, лирическими восклицаниями и отступлениями». Сам автор относит свое произведение то к «трудным повестям» (т. е. как можно предполагать, к повествованию о воинских деяниях), то именует его «словом», то «песнью». «Слово» не может быть отнесено ни к жанру повести, ни к жанру «слова», и прежде всего потому, что в нем чрезвычайно сильно обнаруживают себя черты фольклорных жанров - героического эпоса, «славы» и «плача». Итак, «Слово о полку Игореве» - произведение, находящееся вне традиционной системы жанров древнерусской литературы, оно находится на грани между литературой и фольклором по особенностям своей поэтики, но в отличие от произведений фольклора это произведение авторское.

Поэтика «Слова» настолько своеобразна, язык и стиль его так красочны и самобытны, что на первый взгляд может показаться, что «Слово» совершенно не похоже на другие, современные ему произведения древнерусской литературы.


В действительности это не так. В изображении русских князей, и, прежде всего главных героев «Слова» - Игоря, Всеволода, Святослава Киевского, мы обнаружим черты уже знакомых нам по летописному повествованию стилей: эпического и стиля монументального историзма. Хотя автор не скрывает своего осуждения, рассказывая о походе Игоря, который, по словам современника-летописца, «отворил ворота на Русскую землю», сам герой остается для него воплощением княжеских и рыцарских доблестей. Игорь мужествен, исполнен «ратного духа», жажда «испить шеломом Дону Великого», следование законам воинской чести («лучше потяту быти, чем полонену») побуждает его пренебречь зловещим предзнаменованием - затмением солнца. Столь же рыцарствен и брат Игоря Всеволод, и воины-куряне: они под трубами повиты, под шлемами взлелеяны, с конца копья вскормлены, ищут в битвах себе чести, а князю - славы.

Вообще стиль монументального историзма проявляется в «Слове» разнообразно и глубоко. Действие «Слова» развертывается на огромном пространстве от Новгорода Великого на севере до Тмуторокани (на Таманском полуострове) на юге, от Волги на востоке до Галича и Карпат на западе. Автор «Слова» упоминает в своих обращениях к князьям многие географические пункты Русской земли, слава Святослава простирается далеко за ее пределы - до немцев, чехов и венецианцев. Действующие лица «Слова» видят Русскую землю как бы «панорамным зрением», словно с большой высоты. Таково, например, обращение Ярославны из Путивл я не только к солнцу и ветру, но и к далекому Днепру, который может прилелеять к ней любимого-мужа из половецкого плена. Ярослав Осмомысл управляет своим княжеством также в подчеркнуто «пространственных» границах, подпирая горы Угорские, «суды рядя до Дуная». Сама битва с половцами приобретает всесветные масштабы: черные тучи, символизирующие врагов Руси, идут от самого моря.

Уже говорилось об историзме «Слова», также характерной черте монументального историзма. И события, и поступки, и сами качества героев «Слова» оцениваются на фоне всей русской истории, на фоне событий не только, XII, но и XI в.

Наконец, к стилю монументального историзма, несомненно, относится и церемониальность, этикетность «Слова». Не случайно в нем так часто говорится о таких церемониальных формах народного творчества, как славы и плачи. И сами князья в «Слове» изображаются в церемониальных положениях: «вступают в златое стремя» (отправляются в поход), поднимают или, напротив, «повергают» стяг (что символизировало также выступление в поход или поражение в бою). О пленении Игоря сообщается как о церемониальном действе: князь пересаживается из золотого княжеского седла в седло раба («кощеево»).

Принципами стиля монументального историзма определяется и такая характерная черта «Слова», как авторские отступления, исторические экскурсы, в которых обычно наиболее рельефно выделяется основная идея «Слова» - осуждение княжеских усобиц, размышление о горестях Русской земли, подвергающейся половецким набегам. Именно поэтому автор прерывает рассказ о битве Игоря с половцами в самый кульминационный момент и обращается к воспоминаниям о столь же бурных и трагических для Руси временах Олега Гориславича; между рассказом о падении «стягов Игоревых» и описанием пленения Игоря помещено обширное рассуждение автора о последствиях поражения: «Уже бо, братие, невеселая година въстала…» О бедствиях Русской земли, подвергшейся новому нашествию половцев, и даже о печали, охватившей по этому поводу страны - немцев и венецианцев, греков (византийцев) и чехов, говорится ранее, чем о сне Святослава, который, судя по символике, он увидел в ту роковую ночь, когда Игорь потерпел поражение.

Словом, авторские отступления смещают (и смещают умышленно и нарочито) действительный ход событий, ибо цель автора не столько рассказ о них, хорошо известных современникам, сколько выражение своего отношения к ним и размышления над случившимся. Поняв эти особенности сюжетного построения «Слова», мы видим, что не имеют смысла рассуждения о том, в какой момент н где именно застало Игоря и Всеволода солнечное затмение и насколько точно фиксирует этот момент «Слово», о том, собирали ли половцы дань по «бълъ отъ двора», или насколько целесообразно было звать на помощь Игорю князя Всеволода Большое Гнездо, и без того стремившегося вмешаться в южнорусские дела. «Слово» не документально, оно эпично, оно не столько повествует о событиях, сколько размышляет о них.
Читать новости: