Еще задолго до политического краха великого «кукурузника» Хрущева Симоненко четко и недвусмысленно осознал, что за обнадеживающими «оттепелями» не всегда наступают желанные весны. Более того, ему все более четко слышалось зловещее потрескивание грядущих общественных морозов. Разве же не о ползучей реанимации сталинизма свидетельствовал бандитский разгон с применением пожарных машин и водометов мирной сходки киевской молодежи около памятника Тарасу Шевченко в сотую годовщину прибытия из Петербурга гроба с прахом Кобзаря, для перезахоронения на украинской земле? Как можно было расценить своеволие цензуры, которая в каждом правдивом слове поэта или газетчика видела «клевету на прекрасную советскую действительность» или «порочит социалистические идеалы»?..

Скорбной эпитафией звучат слова, записанные Симоненко в своем дневнике 3 сентября 1963 года: «Друзья мои притихли, о них не слышно и слова. Печатные органы стали еще бездарнее и более дерзкими. «Литературная Украина» кастрирует мою статью, «Украина» издевается над стихотворениями. Каждый лакей делает, что ему заблагорассудится… К этому еще можно добавить, что в апреле были сняты мои стихотворения в «Изменении»… Сколько в этих строках горечи и непременной печали! Правда, на то время Василий уже точно знал, что ему осталось недолго до смерти. Знал давно, но, будучи человеком мужественным и немного фаталистичным, не жаловался на судьбу.

 Единственное, что волновало его душу, отравляло последние дни жизни, это - осознание того, что скрытые убийцы, которые обрекли его на смерть, останутся верховодить на белом свете и будут безнаказанно делать свои черные дела. Смерть двадцативосьмилетнего рыцаря украинской поэзии уже три десятилетия окутана удушающим туманом загадок, легенд, мещанских сплетен. Нет, в правильности выводов патологоанатомов никто не сомневается, а вот что предшествовало тем выводам… Не только в пору правления «товарища» Щербицкого в Украине, а даже в годы горбачевской «перестройки» на эту тему было наложено суровое табу.

А суть тщательным образом охраняемого секрета заключается в том, что Василия Симоненко по-зверски «обработали», а точнее - избили охранники общественного порядка в милицейских мундирах. Произошло это летом в 1962 году. На железнодорожном вокзале в Черкассах между буфетчицей тамошнего ресторана и Симоненко случайно вспыхнул банальный спор: за несколько минут до обеденного перерыва самоуправная хозяйка прилавка отказалась продать Василию коробку папирос. Тот, конечно, возмутился. На шум-гам появились два дежурных милиционера и, ясное дело, потребовали у Симоненко документы. Не предусматривая ничего плохого, Василий предъявил редакционное удостоверение. Если бы на месте Симоненко очутился кто-то из местных жителей, конфликт на этом, наверно бы, и исчерпался. Но охранники порядка, увидев перед собой известного поэта, вдруг будто взбесились.

 Вместо того, чтобы помочь ему уладить перепалку с буфетчицей и пожелать счастливого пути, как бы это стоило сделать нормальным людям, они бесцеремонно скрутили Василию руки и на глазах удивленной толпы потянули силой к вокзальной комнате милиции. И было это надругательство совершено над автором популярной в Украине книжки «Тишина и гром» вовсе не случайно.

В цивилизованном обществе всегда считалось неписаным законом: только поэтам Бог даровал право быть спикерами родного народа. В протравленной классовой ненавистью большевистской империи, где все общечеловеческие понятия поставлены с ног на голову, право говорить от имени трудящихся нагло узурпировали партийные вожди. Чтобы избавиться от любой конкуренции в борьбе за влияние на массы, они мобилизировали все ресурсы пропагандистского, административного и карательного аппаратов для дискредитации, а то и физического истребления настоящих народных спикеров.

Недаром же в устах сталинистов слово «поэт» было символом не просто «гнилого интеллигента», а политического отступника, потенциального врага народа. В последней фазе правления Хрущева перелицованные сталинисты, пользуясь опытом политических судебных процессов 30-х годов, виновником всех бед в стране выставили творческую интеллигенцию.


 






 И самое первое место по большевистской традиции было зарезервировано писателям. Поэтому воспитанные на постулатах неосталинистской политграмоты черкасские стражи порядка, встретившись с известным украинским поэтом, идейно и морально были подготовлены к тому, как с ним поступить. Уже никогда и никому точно не установить, какой «душевный» разговор состоялся у них из Симоненко, но факт остается фактом: той зловещей ночью Василий неизвестно почему оказался в камере задержанных линейного отделения милиции в городке Смела, что за 30 километров от областного центра. Когда на следующее утро в редакции газеты, где работал Симоненко, стало известно о грустном приключении Василия, в Смеле немедленно выехали его коллеги-журналисты Петр Жук, Виктор Онойко и поэт Николай Негода. Скорбный репортаж о той поездке опубликовала 27 февраля 1992 года «Литературная Украина».

С тех пор Василий уже не жил нормальной жизнью. Потому что ни на минуту его не оставляли нестерпимые боли в пояснице, унять которые медицина оказалась бессильной. И что бы там не болтали компартийные адвокаты брежневщины, смерть поэта Симоненко никоим образом не была случайной. Как засвидетельствовали последующие общественные события, подобным способом, заимствованным в гестапо, «обезвредили» журналиста Евгения Шинкарук, писательницу Аллу Горска, композитора Владимира Ивасюк…

Преждевременная смерть лишила Василия неотвратимой неизбежности пройти через Голгофу мордовских тюрем и потайных психушек, как это довелось многим его ровесникам-шестидесятникам. А в том, что репрессии караулили Василия, нет ни малейшего сомнения. Потому что еще при жизни поэта сусловская цензура поставила непреодолимые преграды каждому его произведению на пути к читателю. А после панихиды, на могиле Василия, из чьего-то сатанинского благословения имя Симоненко стало быстро обрастать противными выдумками, подлыми инсинуациями, злостной клеветой. Слепому было видно: поэт Симоненко даже мертвый был страшен и ненавистен денационализированной брежневской партократии. С невероятными трудностями друзьям Василия приходилось «пробивать» в мир каждую его книжку.

А 14 декабря 1963 года Василия Симоненко не стало. Тяжелая неизлечимая болезнь упрямо и последовательно вымучивала его тело. А что же обессиливало его дух, его непокорную мысль, которая с такой надеждой «ухватилась» за провозглашенные на XXII съезде партии принципы демократизации общества? Василий Симоненко поверил в торжество правды, свободы и демократии, свободно вдохнул так необходимого писателю озона, но судьба была немилосердной… Хотел и дальше, как его прохожий, «вдохновенно и мудрено творит поступь», не боялся споткнуться и услышать упреки: «Нужно смотреть вот под ноги, Так можно председателя потерять…», предпочитал смотреть прямо, но уже дышала смертельным холодом болезнь, вокруг сжималось черное кольцо недоверия и идеологических обвинений. «В прошлое воскресенье мы были в Одессе, где местные крепколобые насладили нас своим идиотским ужасом: чтобы чего не произошло. Фактически нам запретили выступить на Шевченковском вечере. Выходит, Тараса кое-кто боится до сих пор. Обыватели от революции», - писал он 6 июля 1963 года.

На Украине начинался печально известный период «завинчивания гаек» в литературе, в культуре с помощью безотказного инструмента под названием «национализм». Как было защитить слово правды, боли, страдания и надежды, свой народ от этого безжалостного приговора? Не было и нет до сих пор законодательства, которое бы гарантировало юридически реальные права свободы творчества, свободы мысли. Иначе бы слово правды не истолковывалось бы то как клевета, то как злостная выдумка, то как порок социалистической системы, наших идеалов. К сожалению, Василий Симоненко болезненно почувствовал и быстро осознал, что за оттепелью не всегда приходит весна обновления общественной жизни и творчества. В общественной атмосфере уже слышались сухие потрескивания новых морозов.

 И это в то время, когда многих заполонила эйфория революционной перестройки общественного и духовного бытия.