В. В. Набоков в лекции «Антон Чехов» отметил, что «Чехов писал книги для веселых людей, и только читатель с чувством юмора сумеет по-настоящему ощутить их печаль...Мир для него смешон и печален одновременно, но, не заметив его забавности, вы не поймете его печали, потому что они нераздельны».

Рассказ «Смерть чиновника» начинается со слова «смерть» (в заглавии) и заканчивается словом «по­мер». Хочется оплакивать несчастную судьбу героя. А между тем в рассказе действительно немало смеш­ного.

Тон повествования несерьезен: «В один прекрас­ный вечер не менее прекрасный экзекутор...», «Чи­хать никому и нигде не возбраняется. Чихают и му­жики, и полицмейстеры, и тайные советники. Все чи­хают».

Имена персонажей забавны: Червяков, Бризжалов. Мы смеемся над настойчивостью, с которой Чер­вяков пристает со своими извинениями к нечаянно обрызганному им генералу. Герою изначально угото­вана смерть. И вот словно сама смерть каждый раз от­талкивает от себя незадачливого поборника прили­чий, а он тем одержимее на нее наступает, напрашива­ется, пока она его не настигает в последней фразе рассказа.

А насколько несовместимы повод и последствия: в начале рассказа герой «чихнул» — в конце «помер».

Чехов смеется над недалеким героем, но затрагивает при этом весьма серьезные вещи.



























 




























О генерале мы узнаем совсем мало, так как он авто­ру не интересен. Этот герой всего лишь реагирует на действия другого персонажа.

А интересен нам «маленький человек», смешной и жалкий одновременно. Смешон своей нелепой на­стойчивостью, жалок тем, что подвергает себя униже­нию, теряет человеческое достоинство. И хотя челове­ка удерживают от такого поведения, он по собственно­му желанию, без принуждения унижается, пресмыкается.

Итак, объект насмешки у Чехова поменялся. Доб­ровольное пресмыкательство, самоуничижение — так поворачивает знакомую всем тему «маленького человека» Антон Павлович Чехов.

Автор говорит нам, что дело не в злых, плохих на­чальниках — зло лежит глубже. Те, кто должен стра­дать от унижения человеческого достоинства, впита­ли в свою плоть и кровь чинопочитание и раболепие. За право демонстрировать почтение и свое ничтожест­во они расплачиваются жизнью. Червякову плохо не от того, что он унижается, а, наоборот, от того, что его смогут заподозрить в нежелании унижаться, в праве на какое-то иное поведение: «Смею ли я смеяться? Ежели мы будем смеяться, так никогда тогда, значит, и уважения к персонам... не будет...». Страдает он от того, что генерал «не может понять» то, что ему, Чер­вякову, совершенно ясно.

И вот в очередной раз Червяков спешит не просто извиниться, а объяснить все «непонятливому» гене­ралу. Здесь он уже не смешон и жалок, а страшен — как хранилище заветов, на которых и держится сис­тема чинопочитания и добровольного самоуничиже­ния.

Большинство юмористических рассказов Чехова вызывают у нас улыбку, а если задуматься — повест­вуют они о грустном.