Во многих своих сочинениях Скотт задавался целью выправить положение: историю и ландшафт Шотландии он представлял в романтическом ореоле, а героическую ожесточенность, неотъемлемую часть этого ореола, исподволь уводил в грамматически безопасное прошедшее время, с тем чтобы современная ему Шотландия выглядела частью мирной и просвещенной Британии. В известном смысле все это воплощает Абботсфорд, внушительный особняк Скотта в стиле феодальной Шотландии, с его диковинным собранием реликвий героического прошлого - оружия, доспехов, всевозможных вещиц, принадлежавших воителям и разбойникам, гербов и прочей геральдики - наряду с ультрасовременным (по тем временам) газовым освещением, хитроумно сложенной печкой, снабженной «отводом для проветривания комнаты летом», и удивительной, хотя в конечном счете неудачной новой разновидностью воздушного звонка, который приводился в действие сжатым воздухом и, как с гордостью сообщал Скотт в одном из писем, не имел «никаких тебе пружин, проводов и заводов».


Повествовательная поэзия Скотта часто непритязательна, и временами ее ровные однообразные ритмы могут быстро наскучить. Но в лучших ее образцах есть движение, жизнь и потрясающее ощущение связи ярких эпизодов с их живописным «фоном». А в автобиографических фрагментах «Мармиона» Скотт раскованно, непринужденно, живо и волнующе ведет рассказ о развитии своего эстетического чувства, и этот рассказ отнюдь не проигрывает при сопоставлении с историей «о том, как вырастал поэт» в «Прелюдии» Вордсворта.

Лирические вставки в поэмах, а позднее в романах свидетельствуют, что Скотт блистательно владел стилем баллады и других народных поэтических форм, а также обнаруживают и его собственный поразительный лирический склад. Больше того, в его поэмах имеются великолепные драматические эпизоды, запоминающиеся сцены схваток и законченные картины (например, спасающийся от охотников олень в начале «Девы озера»), которые, раз прочитав, невозможно забыть. Так что не следует удивляться ни огромной популярности Скотта-поэта, ни тому, что в 1813 году ему предложили место поэта-лауреата, от которого он, впрочем, отказался.

Скотт никогда по-настоящему не отдавал себе отчета в том, как складывается его литературная биография. Работал он «на слух» и большую часть написанного рассматривал как экспромты, которые, по счастью, угодили вкусам публики. В октябре 1808 года он писал Джорджу Эллису: «Поэзию я на время отставил - сей злак истощает почву, и злоупотреблять им не нужно. Редакторскую работу, стало быть, уподоблю репе и гороху на зеленый корм… Сейчас мой - Свифт». Но на самом-то деле он продолжал писать поэмы до тех пор, пока Байрон не обошел его в популярности. Тогда, случайно наткнувшись в 1813 году на рукопись романа, который он начал в 1805-м, но вскоре забросил, потому что Уильям Эрскин сурово раскритиковал первые главы, Скотт решил продолжить над ним работу. Как объяснял в «Общем предуведомлении» сам автор, все оказалось делом чистого случая: «Мне вдруг понадобилась какая-то рыболовная снасть для одного из гостей (в Абботсфорде), и я решил порыться в ящике старого секретера… где имел привычку держать все нужное по рыболовной части. Не без труда до него добравшись, я занялся поисками лес и насадок, и давно утраченная рукопись вдруг сама легла мне в руки; я тут же уселся ее дописывать в согласии с первоначальным замыслом».
Читать новости: