Гаврила Романович Державин, безвестный в то время мушкетер Преображенского полка, был вовлечен в события дворцового переворота, приведшего на трон Екатерину П. Он кричал «ура» новоявленной государыне, подбрасывал свою треуголку, любовался императрицей и ее подругой Дашковой. Но в его жизни с приходом к власти царицы ничего не изменилось. Царская служба осталась нелегкой, как и прежде. Единственной его радостью в то время было доверие и уважение солдат, которые отмечали его честность, отвагу и доброту. Державин часто читал письма, так как грамотных среди солдат было мало, писал ответные послания, помогал советом. Солдаты пели его песни, знали его стихи о солдатской дочери Наташе, мгновенно подхватывали бравые куплеты о каждом из гвардейских полков. Но сам Державин серьезного значения своим ранним стихам не придавал.

Служа в Преображенском полку, Державин пробовал создавать оды в подражание Ломоносову, который был для него образцом стихотворца. Но в оды Державина, посвященные торжественным событиям или важным персонам,, то и дело врывались разговорные словечки — и предписанный для оды «высокий штиль» пропадал. Таков уж был этот человек — не мог жить без шутки, усмешки, меткого простонародного словца.

Через 10 лет после воцарения Екатерины Второй по России прокатилась грозная буря, оставившая глубочайший след в русской истории, крестьянская война, возглавляемая Пугачевым. Дыхание этой бури ощутил и Державин, к тому времени уже офицер, принявший участие в подавлении пугачевского восстания.

Работая над повестью «Капитанская дочка» А. С. Пушкин изучал исторические материалы, относящиеся к молодому Державину. Возможно, что именно черты характера Державина — честность, храбрость, откровенность — стали основой образа Петра Гринева.

Воспитанный в обычаях и нравах дворянства, Державин видел в восстании только бесцельный разрушительный бунт. Он навсегда остался верен идее монархического устройства России, надежду на облегчение жизни крестьян возлагал на просвещенного монарха. ВТ «Оде на день рождения ее величества...» Державин призывал Екатерину II быть милосердной к восставшим. Если императрица будет править справедливо, то:

Тогда ни вран на трупе жить,
Ни волки течь к телам стадами
Не будут, насыщаясь нами,
За снедь царец благодарить;
Не будут жатвы поплененны,
Не будут села попаленны,
Не прольет Пугачев кровей...

После возвращения из Поволжья в Петербург Державин вышел в отставку, а вскоре поступил на службу в департамент сената. Его деятельный характер и природная одаренность проявились очень ярко: правитель Олонецкой губернии, тамбовский губернатор, государственный секретарь и министр юстиции — вот этапы службы Державина.

В конце 70-х годов возмужал и державинский поэтический талант. Признание пришло после того, как Дашкова, президент Российской академии, прочитала его оду «Фелица» и напечатала ее в своем журнале.

«Будь на троне человек!» — призывал Державин царей. Сам он искренне стремился остаться человеком на высоких постах, которые занимал. А это было в то время очень трудно. Быть человеком означало для Державина «змеей пред троном не сгибаться, стоять — и правду говорить». Быть человеком означало для него уважать человеческое достоинство в каждом, чья судьба зависит от его решений.

В стихотворении «Властителям и судьям» Державин так определяет задачу тех, кто имеет власть, от самой небольшой до государственной:

Ваш долг: спасать от бед невинных,
Несчастливым подать покров;
От сильных защищать бессильных,
Исторгнуть бедных из оков.

Но думается, что не видел чиновник-поэт тех, кто способен был реализовать его призыв. Поэтому стихотворение он заканчивает такими строками:

Воскресни, боже! Боже правых!
И их молению внемли:
Приди, суди, карай лукавых
И будь един царем земли!

Гаврила Романович Державин вступил в литературу уже немолодым, много повидавшим человеком со стихами, говорившими о бренности жизни, о смерти и бессмертии. И закончил путь монументальным восьмистишием, одой «На тленность». Он написал оду за два дня до кончины и подтвердил этим, что остался поэтом в мире до гробовой доски.

Многие современники Державина считали его придворным поэтом. Но он никогда таковым не был, несмотря на попытки склонить его к этому (вспомним безуспешное увещевание поэта А. В. Храбровицким, статс-секретарем Екатерины II), Державин не мог стать ручным стихотворцем хотя бы из-за своего горячего нрава. «В правде черт», — говорил он сам о себе. Характер заставлял его наперекор вельможам и царям говорить «истину... с улыбкой».

Ясно, что без простодушной улыбки, себе на уме, царям ничего не скажешь. А Державин говорил и умел, пусть не всегда, добиваться своего, зная, что правда на его стороне. В сознании своей правоты он обращался в стихах в Богу, к Высшему Судии.

Находясь под судом после тамбовского губернаторства, в оде «Величество Божие» он создает гимн во славу Творца, но не может не воскликнуть:


Но грешных пламя и язык
Да истребит десницы строга!

Эта мысль была почерпнута поэтом из одного из псалмов книги Давида. После счастливого оправдания Державин обращается еще к одному псалму, «Милость и суд воспою Тебе, Господи», и под гнетом мучающих его размышлений о суде и справедливости поэт вновь и вновь развивает излюбленную тему, используя ту же неисчерпаемую книгу Давида.
В переложении очередного псалма, «Истинное счастие», он вновь обрушивается на «беззаконников»:



 




Они с лица земли стряхнутся,
Развеются и разнесутся,

Как ветром возметенный прах.
Используя псалом в стихотворении «Радость о правосудии», Державин говорит:
Да правый суд я покажу,
Колеблемы столпы земные
Законом Божьим утвержу...

В переложении из псалма «Доказательство творческого бытия» поэт рисует величественную картину мира:

Небеса вещают Божью славу...
Нощи нощь приносит весть...

Охватывая в воображении как бы сразу все мироздание, бездны и выси, поэт словно стремится взлететь туда, где можно дышать полно, не боясь ледяного и разреженного воздуха. Но это удавалось ему далеко не всегда.

А если удавалось, то оттого, что ногами он всегда крепко стоял на земле.

Его чеканное (через Юнга восходящее еще к библейскому) «я червь — я Бог» было и метафорой, рисующей образ самого поэта. Ведь о том же позднее говорит и Пушкин, являя поэта, погруженного в «заботы суетного света», но с душой, готовой встрепенуться, как «пробудившийся орел».

Державин искренне полагал, что поэт призван изобразить человеческую душу, словно художник-акварелист, не отрывающий от листа бумаги кисти, пока рисунок не закончен. Это удалось ему в оде «Бессмертие души»:

Как червь, оставя паутину
И в бабочке взяв новый вид,
В лазурну воздуха равнину
На крыльях блещущих летит,
В прекрасном веселясь убранстве,
С цветов садится на цветы:
Так и душа небес в пространстве
Не будешь ли бессмертна ты?


Определив в «Доказательстве Творческого бытия» гармонию мироздания как главный аргумент Божьего присутствия в мире, Державин живописует его картины с лирическим удивлением перед Творением, перед грозной и прекрасной его тайной, а не просто как созерцатель:

В тяжелой колеснице грома
Гроза, на тьме воздушных крыл,
Как страшная гора несома,
Жмет воздух под собой, — и пыль
И понт кипят, летят волнами,
Древа вверьх вержутся корнями,
Ревут брега и воет лес...


Позднее в «Памятнике» поэт записывает себе в заслугу умение «в сердечной простоте беседовать о Боге» в полной уверенности, что:

Я памятник себе воздвиг чудесный, вечный,
Металлов тверже он и выше пирамид;
Ни вихрь его, ни гром не сломит быстротечный,
И времени полет его не сокрушит...

Одой «Бог» он начинает свое собрание сочинений. Державин всегда отмечал первостепенность для стихотворца религиозной поэзии.

В своем «Рассуждении о лирической поэзии» Г. Р. Державин писал: «В духовной оде удивляется поэт премудрости Создателя, в видимом им в сем великолепном мире чувствами, а в невидимом — духом веры усматриваемой; хвалит провидение, славословит благость и силу Его».

У самого Державина Бог — это песнь, и восхищенное любование перед Создателем и созданием, и своеобразный лирический символ веры. Осмыслив изложенные моменты из творческого поэтического наследия Г. Р. Державина, можно утверждать, что назначение поэта он видел прежде всего в посредничестве его между Создателем и людьми. Державинские представления о поэзии и поэте вобрал в свое творчество великий Пушкин, явление которого само по себе подчеркнуло правоту державинского гения. Державин благословил Пушкина как прекрасное будущее России, которое еще с большей лукавинкой улыбалось царям, отстаивая правду на земле, еще более откровенно говорило с Богом и людьми о смысле бытия.

В завершение хочу вновь вернуться к оде «На тленность», которой Г. Р. Державин закончил свой творческий и жизненный путь. Ее текст на грифельной доске, написанный рукой поэта за два дня до смерти, постепенно тускнел и осыпался, подтверждая свойства «реки времени». Но звуки его лиры еще слышны, вера в слово крепка, и по-прежнему величественно, красноречиво и прекрасно говорит нам о бессмертии души, об истине и Боге «старик Державин».