Джордж Мур — явление принципиальное, типичнейший и крупный писатель рубежа веков со всеми достоинствами и слабостями — как субъективными, так и не зависящими от его сил. Соотношение биографии и творчества, этапы биографии, «годы учения и странствий», отношение к традиции, к современникам, наконец, размеры дарования и уровень достижений — все характерно.

Джордж Мур ирландец — по национальной принадлежности и глубоким связям с духовной жизнью своей страны. В Ирландии он ирландский писатель и в истории ирландской литературы занимает видное место. В Англии он английский писатель ирландского происхождения и в истории английской литературы заметная фигура. Джордж Мур родился в Ирландии, в ней провел свое детство, к родным краям обращался в своем творчестве, деятельное участие принимал в развитии национальной ирландской культуры. Однако писал Джордж Мур, как и многие писатели-ирландцы, на английском языке. Джордж Мур (1852—1933) родился в поместье Мурхолл (графство Мейо), где у его отца, ирландца, впоследствии члена парламента, была скаковая конюшня. Кони и люди в седле постоянно мелькали у будущего писателя перед глазами. Он не только видел, как готовятся к скачкам и скачут на лошадях. Быт конюшни, пробные галопы и прикидки, увлеченные разговоры о скачках на языке жокеев составляли «волшебные впечатления» его беззаботной юности, ее волнующий и незабываемый аромат. И чуть было не составили его будущее: Мур мечтал стать жокеем. Ему, как и его герою из романа «Эстер Уотерс», «помешал рост». Неподходящий рост стал для него препоной, а пережитые впечатления — «материалом творчества».

Иная помеха для иной мечты возникла, когда после смерти отца, в самом начале 70-х годов, восемнадцатилетний Джордж Мур, располагая материальным до283 статком, отправился в Париж. Он познакомился с Дега, Ренуаром, Моне, Сислеем, вращался в их среде. Эдуард Мане, с которым он был особенно близок, написал его портрет. Жизнь творческой среды захватила Мура. Казалось, все сошлось для того, чтобы Джордж Мур стал художником, — желание, способность, склонность, навык, перед глазами живой пример и образец, яркая современная школа, благожелательность наставников; нет, не вышло, все было, кроме одного, — призвания, той силы, которая только и могла позволить творческой личности раскрыть себя, выразить свою сущность в области искусства, ставшего деятельностью совершенных профессионалов. Джордж Мур отказался от своего намерения стать художником, а пережитые впечатления, обретенный опыт послужили ему «материалом» для творчества и непосредственно отразились в книге «Современная живопись» (1906).

Джордж Мур умел сидеть в седле, он умел действовать кистью, он мог также писать стихи и зачитывался поэтами. Готье и Бодлер, особенно Готье, вызывали в нем восторг, поэты-символисты Малларме и Верлен — восхищение. Джордж Мур попробовал стать поэтом. В 1878 году вышел сборник его стихов «Цветы страсти», напоминавший своим названием бодлеровские «Цветы зла»; спустя три года (в 1881 г.) появились «Языческие стихи». Это были стихи профессионального поэта, но слишком уж напоминавшие других поэтов, настоящих и значительных, и Джордж Мур отказался от своего намерения стать поэтом, а пережитые им чувства в волшебном мире поэзии и обретенный им опыт стихотворца послужили ему «материалом» для творчества и нашли отражение в книгах «Воспоминания о моей мертвой жизни», в «Признаниях», «Беседах на Эбюристрит» и других.

 





К началу 80-х годов Джордж Мур еще не обрел себя, все сделанное им было легковесно, не могло поддерживать его имя на том уровне, до которого нисходит если не слава, то хотя бы известность. В 1882 году Мур покинул Париж и направился в Лондон, он поехал туда с намерением сказать в английской литературе новое слово, даже изменить ее направление, во всяком случае, высвободить ее из-под викторианской опеки нравственного пуризма и лицемерия. Он полагал, что вполне вооружен для этого, черпая свою уверенность в новых представлениях о задачах искусства и соотношении искусства и нравственности, обретенных им во Франции. Поначалу Мур занялся в Лондоне журналистикой и не без бравады сообщал знакомым, что живет на Стрэнде в скромных условиях.

Но бравада не могла скрыть глубокого огорчения, вызванного неудавшимися творческими пробами. Затеянная Муром дуэль со столичным аристократом имела своим поводом не оскорбленную честь, а раздраженное самолюбие и жажду решительным жестом обратить на свою персону внимание. Дуэль не состоялась и сохранилась в биографии писателя всего лишь как беглый штрих, однако не лишенный психологического значения и важный для полноты характеристики литературного портрета. Какие бы переживания ни тревожили Мура, как бы далеко отвлеченные фантазии ни заносили его, к литературному труду он уже в то время относился как убежденный профессионал. Каждый день он садится за стол и пишет, пишет: личный опыт и распространенная практика создания литературы в столицах Европы свидетельствовали, что наступила эра неумолимого профессионализма в искусстве, требующего не только от литературного поденщика, но и от творческой личности повседневного, разностороннего и ломового труда.

Спустя год после приезда в Лондон Джордж Мур выпустил в свет свой первый роман — «Современный любовник» (1883), вещь малосамостоятельную, в большей мере сколоченную, чем написанную пером. Искания и находки автора граничат здесь с подражанием, и в подражании он порой заходит так далеко, что начинает собирать колосья на чужой ниве. Опять-таки беглый, но характерный штрих: Мур усиленно и напористо тренирует перо на чужих образцах, вырабатывая собственную технику письма. Он выбирает отличные образцы и в конечном счете добивается своего. У него есть талант, чутье, трудолюбие, хватка и твердая задача стать писателем. Ему удается раскрыть и оформить свою творческую силу и обрести свою повествовательную манеру. В муровском стиле соединились изысканность и простота, Мур будет ценить в слоге его выработанность, обдуманную отточенность выражения, изящество и легкость письма. О писателях, своих современниках, он часто судит по их манере изложения, по их чувству 285 стили, вполне и профессионально осознанному, ориентированному на строгий отбор и обработку словесного материала.

Он будет подчеркивать свое превосходство писателя-профессионала, знатока и ценителя искусства слова, над многими собратьями по перу, со снобистской иронией подсмеиваться над Томасом Гарди уже в своей «Исповеди молодого человека» и еще более в «Беседах на Эбюри-стрит». Однако при всей очевидной, особенно в «Исповеди», свободе и даже простоте, впрочем, нередко обманчивой, муровского стиля, в нем сказывается — и все более будет сказываться во многих его произведениях — недостаток органической естественности, той свободы и непринужденности выражения, о которой трудно судить, как она достигается, — она не поддается толкованию путем разложения текста на структурные элементы и приемлет лишь живой и остроумный о себе комментарий.