Уже первая русская «Риторика» (1617-1619), составленная в Вологде Макарием, рекомендовала риторам не заниматься чудными хитросплетениями (пользуясь выражением Ф. Прокоповича), а говорить о таких вещах, «которые в делах и на градцких судах по обычаю и по закону господарствя того, где родился, бывают пригодные и похвальные». А в более поздней «Риторике» Софропия Лихуда мы сталкиваемся с весьма многозначительным се определением: «Еже есть бог в мире и душа в теле, тоежде и риторика в жизни гражданской».

Нельзя не учитывать также и того, что многочисленные (более или менее удачные, пусть и малосамостоятельные) «пиитики» и «риторики» преподавателей Киевской, а затем и - Московской духовных академий помогали их слушателям приобщаться к наследию античной культуры, знакомили с достижениями общеевропейской новолатинской литературы.

Но то, что нужно было по крупицам собирать у разных авторов «пиитик» и «риторик», нашло свое наиболее полное и отчетливое проявление в теоретических трудах и литературно-публицистической деятельности Феофана Прокоповича. В развитии русской эстетической и теоретико-литературной мысли его смело можно назвать непосредственным предшественником Ломоносова.

Ф. Прокопович прилагает много сил и таланта для решения одной из важнейших задач его времени - мобилизовать искусство слова, т. е. художественную литературу и публицистику, для поддержки и укрепления петровских начинаний, направить его на служение общенациональным, государственным интересам. Он начинает поиск путей и средств для осуществления этой задачи. Будучи лицом духовным, он прежде всего использует традиционную церковную проповедь, трансформируя ее содержание введением злободневных общественно-политических событий и опрощением («обмирщением») ее лексико-стилистической структуры по сути в новый жанр - «слово». Как отмечает новейший исследователь, «на основе церковной ораторской прозы, образцы которой были выработаны в украино-белорусских духовных училищах второй половины XVII века, расцветает политическое красноречие, ярчайшие примеры которого мы находим в творчестве одного из ближайших соратников Петра I - Феофана Прокоповича. Произнесенные с амвона и внешне отмеченные специфическими чертами, пропове-ди-«слова» Феофана были по существу полны чисто гражданским содержанием1.

Печать творческого подхода и оригинального толкования положений эстетики и теории поэзии и красноречия, глубокого патриотизма лежит на трактатах Прокоповича «Поэтика» и «Риторика», созданных им в период его преподавательской деятельности в Киевской духовной академии. Так, во второй главе первой книги своей «Риторики» Ф. Прокопович объявляет «заблуждением многих, употреблявших свое красноречие и труды свои в изучении ее только для того, чтобы прилично поздравлять приятелей, говорить за покалами благожелательные речи друзьям и торжественным образом встречать известные годовые праздники». А ведь «есть гораздо большее и важнейшее, о чем нужно трактовать». Искусство слова должно показать «пустейшим, благоговеющим только перед своими баснями, врагам нашим, …что не бесплодны доблестью наше отечество и наша вера». Знаменательно, что Прокопович рекомендует ликвидацию солдатских волнений, «вследствие ли обиды, или по распущенности своей», не пролитием крови, а «силою красноречия». Владеть убеждающим словом должны «и военачальники и немалое число воинов, …чтоб приличною речью побудить других к тщательному выполнению дела». Поможет изучение риторики, «особенно когда нужно писать не о частном деле, но о важнейших общественных делах». Это еще неполный перечень того, чему должна служить риторика.



 





Характерным было для руководства Прокоповича стирание явных границ между «Поэтикой» и «Риторикой» и выходы за пределы строгой нормативности. Это дало возможность Феофану не ограничить свою «Поэтику» сообщением о формальной стороне художественных произведений, но остановиться и на идейно-эстетических проблемах, среди которых следует выделить вопросы типизации, утверждение познавательного значения вымысла, зарождение раскрытия понятия художественного образа, понимание подражания как активного творческого процесса.

Отметим также, что патриотизм Прокоповича, его стремление утвердить национальную самобытность русской культуры не привели его к национальной ограниченности. Ведя ожесточенную борьбу с католиками, с иезуитами в особенности, Ф. Прокопович для пользы отечественной науки и искусства сумел стать выше своих конфессиональных споров и откровенно заявил: «…и я никогда не откажу в красноречии Еразму Роттердамскому, Юнию Мелхиору, Страде, Кавзину и другим потому только, что они враги наши».

И, наконец, весьма характерно, что Ф. Прокопович неоднократно предупреждает об опасности слепого следования правилам - не соблюдать «с неприятною щепетильностью» всего, что преподают риторы, так как «совершенство науки состоит в том, чтобы не только изучить все правила, но и знать исключения, без понимания чего очень многие тогда-то особенно и погрешают против науки, когда особенно заботятся выполнить ее».

Следует отметить, что в своей художественной практике писатель использовал барочные жанровые образования (именно в жанре «трагедокомедии» создан им «Владимир», где частично сохранен элемент «чудесного», «вещи смешные и забавные перемешиваются с серьезными и печальными и лица низкие-с знаменитыми»). Не всегда достигал он «чистоты штиля» и в своих проповедях. Но его литературно-эстетические взгляды во многом готовили и эстетику, и практику будущего русского классицизма. И этому не препятствовало то обстоятельство, что «Поэтика» Прокоповича была опубликована только в 1786 году: все курсы поэтики и риторики, которые читали преподаватели Московской славяно-греко-латинской академии, в значительной степени были основаны на его теоретических трактатах. Л с Московской академией был связан А. Д. Кантемир, из се стен вышли Тредиаковскнй и М. В. Ломоносов. К тому же, как установлено Г. Н. Моисеевой, во время своего пребывания в Киеве в 1734 году Ломоносов внимательно изучал рукописную «Поэтику» Прокоповича .

Близка последующим писателям и просветительская деятельность Ф. Прокоповича, его борьба с суевериями, страстная вера в пользу и необходимость распространения науки. Он решительно взял под защиту от церковных мракобесов «учения внешние» (светские науки), твердо заявив: «Дурно многие говорят, что учение виновное есть ересей». Поэтому естественно, что с наследием «разумного Феофана» немало общего в сатирах Кантемира, похвальных словах и одах Ломоносова, некоторых произведениях Сумарокова.