Башилов выведен в повести Н. Макарова «Задушевная исповедь», опубликованной в «Современнике» в 1859 году. Напомнив о литературном прошлом и бывших литературных связях своего героя: «пописывал стишки», «знавал Пушкина, Жуковского», автор изображает его в то время, когда Башилов жил в деревне помещиком, а потом, разорившись, поступил на службу к винному откупщику. «Ни малейшего следа какой бы то ни было нравственности в этом олицетворении самого грубого, самого жестокого цинизма!.. Ум довольно острый и оригинальный... Но не признававший ничего возвышенного. Характер — неукротимо буйный, дерзкий, раздражительный» — таков резко отрицательный портрет Башилова, нарисованный автором повести. Одна из эпиграмм Лермонтова обращена к его товарищу по пансиону Косте Булгакову. Имя Кости часто встречается в эти годы в письмах его отца Александра Яковлевича Булгакова. Костя поступил в Московский университетский благородный пансион в сентябре 1829 года, а до этого учился в Царском селе.

Весной 1829 года Булгаков-отец сильно встревожен слухами о закрытии лицейского пансиона. Решив отдать Костю в Московский университетский благородный пансион, Булгаков едет туда на публичный акт познакомиться с тамошними порядками. Экзамены и акты в пансионе проходили в торжественной обстановке, при большом количестве гостей. Экзамены бывали в декабре, акт — весной.

«Я был в субботу на акте Университетского пансиона,— пишет Булгаков брату 8 апреля 1829 года. — Очень было хорошо. Я обходил потом с Курбатовым ' все заведение, видел постели, больницу, видел их обед, отведывал; все это очень хорошо, сколько я мог заметить. Курбатов вызвался уже особенное иметь о Косте попечение» 2.
Среди воспитанников, выступавших на акте, Булгаков мог видеть невысокого смуглого мальчика с темными гор ч-щими глазами и еще по-детски округлым лицом. Он читал стихотворение Жуковского «К морю» и вызвал гром рукоплесканий всего зала. Этот мальчик — Лермонтов.

В первых числах июня Костя уже в Москве. Он приехал в дилижансе. Дилижансы, или почтовые кареты, были учреждены за десять лет перед тем, в 1820 году, Константином Яковлевичем Булгаковым, тогдашним московским почтдиректором. Косте в пансионе не понравилось. Программа была обширная, а юноша был с ленцой и мало дисциплинирован. Отец постоянно тревожился за его успехи.




 






Строгость надзора за воспитанниками отмечалась в современной печати и ставилась в пример другим закрытым заведениям. В «Московском вестнике» была небольшая заметка, автор которой рассказывал о своем ночном посещении пансиона. «Воспитанники спят в огромной гал-лерее, освещенной лампами. — По местам, на известном расстоянии один от другого стоят дядьки и сторожа. Надзиратель ходит беспрестанно по всему заведению и осматривает. Нет ни одного места, где бы не было дежурного... Воспитанник не может шевельнуться без того, чтобы несколько глаз тотчас не приметили его движения... Хорошо было бы, если б такой порядок введен был во всех подобных заведениях!»'
«Костя плохо еще привыкает, — пишет его отец. — Здесь потежеле Царского Села: там было семь часов ученья и пять отдыха, а здесь десять часов ученья и два отдыха. Вообще здесь больше строгости, нежели там, а надзор лучше».

Зато дома, на каникулах, Костя наслаждался. В своем синем пансионском мундире, который почти не отличался от студенческого, Костя появлялся с отцом на балах. На блестящем балу у губернатора Голицына никто так не веселился, как Костя: «Мы в 4-м часу воротились домой, все натешились, а особенно Костя», — пишет его отец.
В августе 1830 года в Москву приезжал великий князь Михаил Павлович, благоволивший к Булгаковым. Он видел Костю маленьким и теперь потребовал, чтобы Булгаков привез к нему сына. Оба описали этот визит в письмах в Петербург. В сцене визита Костя рисуется таким, как он дан в эпиграмме Лермонтова. Ободренный ласковым приемом великого князя, мальчик садится на своего конька и начинает каламбурить со спокойной самоуверенностью профессионала.

В своей эпиграмме Лермонтов предвосхищает и дальнейшее. Гвардейскому поручику Булгакову очень многое сходило с рук благодаря его шутовским проделкам с Михаилом Павловичем,, который был грозой гвардии и осуществлял в русской армии николаевскую систему муштры. Булгаков пользовался его неизменным расположением. Яркий пустоцвет, не способный к упорному труду и настойчивому стремлению к цели, К. А. Булгаков не развил своих разносторонних дарований и не сделал служебной карьеры. Позднейшие шутовские выходки К. А. Булгакова в Петербурге, его «шалости», «мастерство» на «безделки», по меткому выражению Лермонтова, — все это лишено было какой-либо практической цели.

В драме «Маскарад» Лермонтов в характеристике князя Звездича дает оценку людям, близким к типу К. А. Булгакова: «бесхарактерный, безнравственный, безбожный, самолюбивый, злой, но слабый человек».