В сохранившихся заметках Гоголя к первому тому «Мертвых душ» есть такая запись: «Идея города. Возникшая до высшей степени Пустота... Мертвая бесчувственность жизни». Мертвая бесчувственность города — это коллективный образ чиновников. Если помещики индивидуализированы, то чиновники, наоборот, обезличены. Они имеют только коллективный портрет, из которого незначительно выделяются губернатор, прокурор, полицеймейстер и почтмейстер. Обратите внимание, например, что у чиновников не обозначены фамилии, а имена приводятся часто в комических и гротескных контекстах («Шпрехен зи дейч Иван Андрейч», «Иван Антонович кувшинное рыло»), иногда дублируются (Иван Андреевич, Иван Антонович). Некоторые из них лишь на короткое время выдвигаются на первый план, а затем исчезают в толпе им подобных. Предметом сатиры Гоголя были не личности и не должности, а социальные пороки, более того, социальная среда, которая становится главным объектом его сатиры.

Обратите внимание на гротескное начало в портрете Ивана Антоновича и на его грубое комическое прозвище, отсылающее одновременно к миру неживых вещей и к миру животных (вспомним реплику Городничего из «Ревизора»: «Вижу какие-то свиные рыла вместо лиц...»). Департамент иронически охарактеризован как «храм Фемиды». Это важное место действия для Гоголя, департамент часто изображается в петербургских повестях, где он выглядит как своего рода антимир, еще один ад в миниатюре. Важнейшие эпизоды, по которым можно проследить развитие темы «Мир чиновников», — это «домашняя вечеринка» у губернатора (глава 1), бал у губернатора (глава 8), завтрак у полицеймейстера (глава 10). В главах 7—10 на первый план выдвигается именно чиновничество как социальное и даже психологическое явление. В «чиновничьих» сюжетах Гоголя можно обнаружить немало традиционных мотивов русских сатирических комедий. Эти мотивы и приемы восходят еще к Фонвизину и Грибоедову. Наконец, чиновники губернского города очень напоминают своих «коллег» из «Ревизора». Им свойственны бездеятельность, произвол, злоупотребления. Бюрократизм, чинопочитание, взяточничество и другие социальные пороки — традиционно высмеиваемое социальное зло. Достаточно вспомнить историю со «значительным лицом» в «Шинели», страх перед ревизором и желание подкупить его в «Ревизоре», взятку Ивану Антоновичу кувшинное рыло в 7-й главе «Мертвых душ». Характерны образы председателя гражданской палаты, освобождающего своих друзей не только от взяток, но и от платы за оформление документов; полицеймейстера, «отца и благотворителя», который «в лавки и в гостиный двор наведывался, как в собственную кладовую»; того же Ивана Антоновича, ничего не делающего без «благодарности». Однако приемы изображения иные, они близки к сатирическим приемам Салтыкова-Щедрина. Например, один из видов языкового портрета у обоих писателей — речь, организованная как механическое повторение слов, символ бюрократизма, казенности и тупоумия (тот же прием встречается и в других произведениях Гоголя: например, словарь «значительного лица» в повести «Шинель» имеет всего несколько слов и выражений: «Да вы понимаете, с кем вы говорите?» и т. п.). В «Истории одного города» Салтыкова-Щедрина этот прием приобретает еще более гротескную окраску: Органчик изображается куклой (подчеркивается неживое, марионеточное начало в человеке). Имена персонажей-чиновников в поэме тоже не передают личностной индивидуальности, они повторяются: Иван Иванович, Иван Антонович. При этом выделяются некоторые фигуры (губернатор, прокурор, жалобщики), но они знаменательны только своей сюжетной функцией. Характеры этих героев так же усреднены, как и у всех чиновников. Примечательна в этом отношении фигура прокурора, у которого «всего-то» и было, что «густые брови», и о котором только после его смерти догадались, что у него была «душа». Разумеется, невозможно полностью сводить принципы изображения чиновников у Гоголя к социальной сатире. Гоголевский гротеск и фантасмагория гораздо масштабней, поскольку язык, на котором говорит писатель, это и его взгляд на мир. Гоголь назвал свое произведение поэмой 12 ноября 1836 года. Он писал Жуковскому о «Мертвых душах»: «Если совершу это творение так, как нужно его совершить, то... какой огромный, какой оригинальный сюжет! Какая разнообразная куча! Вся Русь явится в нем! Каждое утро, в прибавление к завтраку, вписывал я по три страницы в мою поэму...» О том же Гоголь писал Погодину в письме от 28 ноября 1836 года: «Вещь, над которой я сижу и тружусь теперь... не похожа ни на повесть, ни на роман, длинная-длинная, в несколько томов, название ей «Мертвые души». Если Бог поможет выполнить мне мою поэму так, как должно, то это будет первое мое порядочное творение. u1042 Вся Русь отзовется в нем». Таким образом, замысел Гоголя заключался в полном охвате жизни общества, всех сторон русской действительности, в изображении всей громады России со всех сторон. Творчество Гоголя обращено к беспощадной критике николаевской помещичье-чиновничьей действительности. Писатель был убежден, что в условиях современной ему России идеал и красоту жизни можно выразить только через отрицание безобразной действительности. В «Мертвых душах» Гоголь усугубляет свою сатирическую критику. С ее помощью он хочет высмеять не отдельную часть русской общественной жизни, отнюдь не только чиновников и помещиков. «Мертвые души» призваны были перевернуть духовный облик всей России. Изображая нищих духом чиновников, Гоголь сохраняет чистоту и высоту своего идеала, веру в прекрасное.



 







Мир, в котором действуют гоголевские персонажи, невозможно признать нормальным. Здесь торгуют мертвыми душами как обыкновенным товаром. Здесь первого встречного проходимца принимают за важного государственного сановника. В этом безумном мире все дышит обманом. Все человеческое придавлено, унижено, а чиновничья пошлость живет в почете и богатстве. Нет просвета в этом мире, где торгуют душами умерших людей. В отличие от предыдущих произведений Гоголя, в «Мертвых душах» нет уже ни шумной пестроты, ни грозной сумрачности, ни причуд, здесь все строже и проще. Однако при описании чиновников проявляется редкое писательское умение Гоголя ставить слова в неожиданной позиции, сближать слова, дотоле не встречавшиеся, не знакомые между собой. В департаментах «донос сел верхом на доносе», «свинья глядела дворянином», встречается персонаж «с лицом, тоже похожим на то, как будто бы на нем происходила по ночам молотьба гороху», а «воображение их уже чересчур рысисто». И эпитеты, и метафоры «Мертвых душ» предстают перед нами в двух планах. Во-первых, в плане полного до краев бытовыми дрязгами и мелочами, социально острого, беспощадно критикующего романа, во-вторых, в плане поэмы, мечтательной и философской.

Разоблачая провинциальное чиновничество, Гоголь предлагает читателю дальнейшие обобщения. Здесь властвуют взяточничество и казнокрадство. Чиновные круги подчинили государственные интересы личному своекорыстию и произволу. Они ведут паразитическую жизнь, без культурных и нравственных запросов. Искусно отображая индивидуальные качества многих чиновников, Гоголь одновременно создал и великолепный собирательный образ бюрократии.