Еще будучи лицеистом, Александр Пушкин написал дивные стихи, ставшие своеобразным эпиграфом ко всему его творчеству:
О жизни час! Лети, не жаль тебя.
Исчезни в тьме, пустое привиденье.
Мне дорого любви моей мученье.
Пускай умру, но пусть умру любя!

Исследователи жизни и творчества поэта вряд ли смогли бы опровергнуть не только бесспорность, но в буквальном смысле трагическую точность последней строки: «Пускай умру, но пусть умру любя!» Пушкин погиб, защищая честь своей жены, благословляя ее и утверждая любовь как высшую человеческую ценность. Между стихотворением лицеиста Пушкина «Желание», написанным в 1816 году, и последними минутами первого поэта России пролегла бурная жизнь, полная страстей, разочарований, любовных увлечений, успеха у женщин и горького одиночества в минуты раз мышлений о собственной судьбе. Нет ничего удивительного в том, что любовная лирика стала одним из главных нервов пушкинского творчества, определив в сочетании с другими мотива ми неповторимый колорит художественного мира поэта. Он сам признавался еще в 1815 году: «Любовь и тайная свобода внушали сердцу гимн простой». Увлекаясь порой мотивами вольности, тайной свободы в творчестве Пушкина, мы как бы забываем, что сам поэт сначала упоминает любовь, а уже вслед за ней — свободу. Это можно было бы посчитать случайностью, если бы в стихотворении «К Чаадаеву» не повторились те же интонации: «Любви, надежды, тихой славы недолго нежил нас обман».

Итак, с самых первых шагов в поэзии Пушкин не столько осознал, сколько почувствовал себя поэтом любви, и это самоощущение было для него несомненным, волнующими прекрасным. Как не вспомнить при этом прелестную иронию Андрея Синявского, который заметил, что «тонких эротических ножках вбежал Пушкин в русскую поэзию и произвел в ней большой переполох». Не переполох — потрясение вызвали в душах и сердцах современников строки юного бунтаря. В связи с этим чаще всего вспоминаются слова о том, что «Пушкин наводнил Россию возмутительными стихами», имея в виду его прямые стиховые атаки против самодержавия. Но не меньшей дерзостью была и ранняя любовная лирика Пушкина, опровергавшая эстетику классицизма и утверждавшая те жизненные и художественные ценности, которые отвергались тогда и общественным мнением, и художественными вкусами законодателей литературной моды. Не просто переполох, а буквально оторопь охватывала читателей, которым поэт с прекрасной дерзостью признавался:
А я, повеса вечно ярый,
Потомок негров безобразный,
Взращенный в дикой простоте,
Любви не ведая страданий,
Я нравлюсь юной красоте
Бесстыдным бешенством желаний

По свидетельствам современников, полуслепой Батюшков рыдал над этими стихами и воскликнул: «О, как стал писать этот злодей»

Еще Белинский тонко заметил, что «любовь и дружба — это чувства, наиболее обладавшие поэтом и бывшие источником всего его творчества». В самом деле, на протяжении всей жизни Пушкин слагает прекрасный гимн любви. Это чувство одухотворяет его, он всегда преисполнен благодарности женщине, которая вызвала в его душе поэтический восторг, и эта благодарность, и восторг перед тайной женского очарования, и неизменное благородство, исключающее даже намек на досаду, если чувство оказалось безответным, все это сообщает любовной лирике Пушкина особое, неповторимое звучание. Навсегда запоминаются его строки: «Ах, обмануть меня нетрудно, я сам обманываться рад» или «Я вас любил так искренно, так нежно, как дай вам Бог любимой быть другим». Впрочем, пытаться приводить подобные примеры — дело неблагодарное, ибо среди величайших поэтических шедевров Пушкина таких свидетельств бесконечно много.

«Желание», «Признание», «для берегов отчизны дальней...», «Я помню чудное мгновенье...», «Я вас любил...», «Мадонна», «На холмах Грузии...», «Прощание» — невозможно даже пере числить эти вершины любовной лирики Пушкина, и, конечно, очень трудно предпочесть одно другому.

Есть, однако, в ряду этих великих стихотворений такие, которые занимают особое место в русской поэзии, а порой имеют странную, почти мистическую судьбу. К ним прежде всего относится знаменитое послание к Анне Петровне Керн, вдохновившее М. Глинку на создание одного из лучших русских романсов:
Я помню чудное мгновенье
Передо мной явилась ты,
Как мимолётное виденье,



 






Как гений чистой красоты...

Пушкин вспоминает первую, давнюю встречу с А. П. Керн, за которой последовали годы южной ссылки, переезд в Михайловское, тягостное одиночество, И вот новая, неожиданная встреча с прекрасной женщиной уже в период Михайловской ссылки:
И сердце бьется в упоенье,
И для него воскресли вновь
И божество, и вдохновенье,
И жизнь, и слезы, и любовь!

Совершенно неважно, что представляла собой в жизни Анна Керн. Отзывы о ней современников в большинстве нелестны, а порой просто суровы. Некоторые даже обвиняли ее в дурном влиянии на молодую жену Антона Дельвига, что и привело к безвременной смерти любимого друга Пушкина. Все это, впрочем, будет много лет спустя, когда короткая встреча в Тригорском и Михайловском почти забудется, да и вряд ли все после дующее имеет значение для русского читателя.

Он, русский читатель, признает и принимает лишь гениальные стихи Пушкина. А они обладали такой г силой, что по прошествии многих лет в России возникла легенда о том, как по пути на кладбище в 1880 году скромная похоронная процессия, следовавшая за гробом А. П. Керн, встретилась на Тверском тракте с торжественным кортежем, сопровождавшим в Москву опекушинский памятник Пушкину. Это, согласно легенде, была их последняя встреча. Вряд ли стоит удивляться, что эта легенда вдохновила Павла Антакольского на замечательное стихотворение «Баллада о чудном мгновении».

Удивительнее другое: вера в действительность этой встречи была так велика, что содержание легенды вошло в Энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона как исторический факт, хотя достоверно известно, что этого факта не было.

Не менее замечательна и другая проблема, связанная с жизнью и творчеством Пушкина, — его «утаенная «безыменная» любовь. Этой теме посвящено немало прекрасных исследований. Все пушкинисты сходятся в том, что в жизни Пушкина была любовь, необыкновенная по силе, длительности и влиянию на всю его жизнь, но им самим, ни разу не названная, утаенная, М. Гершензон первым обозначил эту проблему и выдвинул гипотезу о светской красавице Голдиной. П. доказывал, что «утаенная любовь Пушкина — это юная Мария Раевская. Ю. Тынянов, опровергая своих предшественников, утверждал, что это Екатерина Андреевна Карамзина. И сегодня ученые не пришли к согласию в этом вопросе.

Однако главное, наверное, не в том, чтобы назвать конкретное женское имя. Ведь многие любовные послания Пушкина имеют конкретных адресатов (Амалия Ризниц, Анна Керн, Ели завета Воронцова, Катенька Вельяшева, Наталья Гончарова), но их драгоценность для нас состоит не в знании женского имени, а в гениальности самих стихов. Поэтому важнее всего, что в цикле стихов, связанных с утаенной любовью Пушкина, та кие шедевры, как посвящение к «Полтаве», «На холмах Грузии...», «Я вас любил...»

Кажется, во всей мировой любовной лирике нет ничего, что могло бы сравниться по совершенству и благородству с этими двумя строфами бессмертного пушкинского признания:
Я вас любил. Любовь еще, быть может,
В душе моей угасла не совсем.
Но пусть она вас больше не тревожит.
Я не хочу печалить вас ничем.
Я вас любил безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим.
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам Бог любимой быть другим.

Любовь главный сюжет большинства эпических и драматических произведений Пушкина. «Руслан и Людмила», «южные поэмы», «Евгений Онегин», «Полтава», «Дубровский», «Капитанская дочка», «Станционный смотритель», «Русалка» «Египетские ночи» — можно перечислять и перечислять без конца величайшие создания Пушкина и не переставать изумляться, как над всеми стихиями и бурями грозного мира господствует любовь. Любовь-праздник и любовь-сказка, любовь жертва и любовь-погибель, любовь-тщеславие и любовь-все прощение — каких только оттенков этого великого чувства не постиг Пушкин. И прежде всего в лирике. А. Т. Твардовский заметил: «Любовная лирика Пушкина доступна, но и сложна: она может быть и младенчески чистой, и юношески пылкой, и рыцарски возвышенной, и плотски страстной, и озорной, и даже фривольной, но она никогда не может быть пошлой». И действительно, погружаясь в мир любовной лирики велико го поэта, человек испытывает самые светлые чувства, приобщаясь к вечной теме мировой поэзии. Провозгласив в юности: «Пускай умру, но пусть умру любя!», — зрелый Пушкин снова и снова не устанет признаваться: «И сердце вновь горит и любит оттого, что не любить оно не может.