Сказки Салтыкова-Щедрина обычно определяют как итог его сатирического творчества. Они хронологически за­вершают собственно сатирическое творчество писателя. Как жанр — щедринская сказка постепенно вызревала в твор­честве писателя из фантастических и образных элементов его сатиры. Немало в них и фольклорных заставок, на­чиная от использования формы давно прошедшего време­ни («Жил-был») и заканчивая обильным количеством по­словиц и поговорок, которыми они изобилуют. В своих сказках писатель затрагивает множество социальных, по­литических и идеологических проблем. Так, жизнь рус­ского общества запечатлена в них в длинном ряду мини­атюрных по объему картин, представленных в виде целой галереи зооморфных, сказочных образов.

В сказке «Карась-идеаЛист» представлена система идей, которая отвечала мировоззрению самого Щедрина. Это вера в идеал социального равенства и вера в гармонию, во все­общее счастье. Но, напоминает писатель: «На то и щука, чтобы караси не дремали». Карась выступает в роли про­поведника. Он красноречив и прекрасен в проповеди брат­ской любви: «Знаешь ли ты, что такое добродетель? " Щука раскрыла рот от удивления, машинально потянула воду и... проглотила карася». Такова природа всех щука глотать карасей. В этой крохотной трагедии Щедрин пред­ставил то, что характерно всякому обществу и всякой орга­низации, чТо составляет природный и естественный закон их развития: есть сильные, кто ест, и есть слабые — кого едят. А общественный прогресс — это обычный процесс поглощения одних другими. Конечно, в демократических кругах подобный пессимизм художника вызвал споры и на­рекания. Но прошло время — и щедринская правота ста­ла правотой исторической.

Но доставалось в сказках не только интеллигенции. Хорош и народ в своей рабской покорности.
Первой .сказкой писателя была «Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил». Начинается она традиционно для русских сказок: «Жили да были два ге­нерала...» Но затем неожиданно для себя и читателя, по­винуясь авторской фантазии, они оказываются на необи­таемом острове. И выходит, что эти двое почтенных му­жей, всю свою жизнь прослуживших в какой-то регистратуре, ни к чему не- способны. Автор с нескрывае­мой иронией описывает, как генералы с недоумением ос­матривают остров и решают, как же им поступить в этих непредвиденных обстоятельствах: нужно ли писать доклад или пока воздержаться от этого?



Остров, на котором очу­тились герои Салтыкова-Щедрина, буквально изобиловал всякой живностью: в лесу «рябчики свищут, тетерева токуют; зайцы бегают», рыба в ручье «так и кишит», «на деревьях всякие плоды». Но глупые генералы раньше даже не представляли себе, «что человеческая пища, в перво­начальном виде, летает, «лазает и на деревьях растет»; один из генералов всю свою жизнь считал, «что булки в том самом виде родятся, как их утром к кофею подают». И бедные герои при всем этом изобилии остаются голод­ными и затем чуть было не съели друг друга с голоду, но одному из них приходит в голову спасительная идея най­ти на острове мужика и заставить его работать на себя. И мужик, действительно, не только накормил и напоил генералов, но, по их приказу, сам сплел для себя верев­ку, которой генералы и привязали его к дереву, «чтоб не Убег». А затем мужик сделал лодку и доставил генералов Домой, на Подьяческую улицу, за что благодарные гене­ралы «выслали ему рюмку водки да пятак серебра». Сал­тыков-Щедрин с горькой усмешкой показывает нам в этой сказке истинную сущность отношения господ к народу: господа, целиком и полностью зависящие от труда наро­да. держат его в рабской покорности, посылая ему «от Щедрот своих» крохи со своего стола.

Вот портрет крестьянина. «Громадный мужичина», на Все руки мастер. И яблок с дерева достал, и картофель "3 земли добыл, и силок приготовил для рябчиков из соб- ственных волос, и огонь извлек, и провизии напек, и пуха Лебяжьего набрал. И что же? Генералам по десятку яблок, а себе «одно, кислое». Сам и веревку свил, чтобы генералы держали его ночью на привязи. Да еще готов был «генералов порадовать за то, что они его, тунеядца, жа­ловали и мужицким его трудом не брезговали!» Сколько генералы ни ругают мужика за тунеядство, а мужик «все гребет и гребет, да кормит генералов селедками». Трудно представить себе более рельефное и отчетливое изображе­ние нравственного состояния крестьян: пассивная рабская психология, невежество. Щедрин словно видит русский народ глазами Порфирия Петровича из «Преступления и наказания». Тот прямо называл мужика иностранцем, на- столько недоступен был для него образ мыслей, поведение и мораль русского народа.

У Щедрина подобное отношение к своему народу при-обрело притчеобразную и доступную форму.
Щедрин любуется силой и выносливостью мужика, ко-торые для него так же естественны, как и его беспример-ная покорность и полный идиотизм. В этом контексте не характерна сказка «Медведь на воеводстве», где мужики все-таки теряют терпение и сажают медведя на рогатину. Однако Топтыгин в этой сказке не столько эксплуата­тор, сколько обычный грабитель, этакий Маныл Самыло-вич Урус-Кугуш-Кильдибаев из «Истории одного города». А разбойников на Руси никогда не жаловали — отсюда и рогатина. В своих сказках Щедрин полон сарказма. В них он никого не щадит. Достается всем: и правым и непра-вым, и пескарям премудрым, и русским либералам, и щуке, и самодержавию, и мужикам русским.

Вспомним моральный кодекс вяленой воблы: «Тише едешь, дальше будешь; маленькая рыбка лучше, чем боль­шой таракан... Уши выше лба не растут» — вот что Щед­рину противно особо, аккуратная серость. Против нее про­тест, язвительная сатира сказок. И все же выборы не уте- шительные, сказки Щедрина актуальны и сейчас, а следовательно, общество наше стабильно: карасей глота­ют, генералов кормят, вобла проповедует, здравомысля­щий заяц с лисой играет, — в общем, все по-прежнему: «И всякому зверю свое житье: льву — львиное, лисе - лисье, зайцу — заячье».