Того прошлого, где жили настоящие рыцари и настоящие дамы, были верность и честь, когда одной лишь улыбки дамы сердца было достаточно, чтобы вдохновить на большие подвиги, за один ее взгляд мужчина был готов пойти на смерть, а право с именем любимой на устах броситься в бой считалось высочайшей милостью Божьей. Прошлого, когда еще не существовало срока средневековья - время тех возрастов считалось настоящим и пульсировал вокруг. И я, обнявшись с ветром, отправляюсь в свободные странствования строками тех страниц, которые открылись передо мною. Феодальные дворы средневекового Прованса: смесь любви, войн, раздоров, подвигов, заправленная красотой и мужеством, - та атмосфера, где родилась высокопарная поэзия трубадуров, поэзия, которая «удивительным образом развила одну из фаз средневековой жизни». Трубадур - это не только герой сказки. Сказочному персонажу отвечают образы реальных людей, которые действительно были верными своим сюзеренам, храбрыми на турнирах и в войнах, пылкими в своей любви и гениальными в воспевании своей Дамы Сердца.

Это люди того времени, когда вера в любовь на расстоянии не считалась чем-то зазорным, аномальным и ненужным; люди той закваски, в которой алхимики небесной лаборатории соединили военную сноровку с поэтическим талантом, и это объединение на первый взгляд несовместимых компонентов родило и в жизни парадоксальную симфонию: культ дамы и культ войны. И пусть скиснут, как кислое молоко, скептики, которые считают смысловую нагрузку поэзии прованских творцов просто данью этикета, банальными условностями тогдашних куртуазных тонкостей. Если бы это утонченное вранье было правдой, то мы бы не смогли наслаждаться лирикой трубадуров (виртуозов рифмы, изобретателей новых строф, творцов сложных форм!). Но она - лирика - прошла сквозь века и сохранила всю свою глубину, яркость, нежность, и это удалось только из-за того, что красивое плетение слов действительно было инспирированное высокими чувствами.

И сейчас перед моими глазами ветер листает страницы реальных картин, которые лишь можно было вообразить, наслаждаясь сладким стилем альб, кансон, пасторалей, тенсон, баллад - тех произведений, которые являются лишь рефлексией времен, настолько же ярких и насыщенных, насколько невменяемых и бесшабашных. …Я вижу, как знатный князь, рыцарь и трубадур Джауфре Рюдель де Блая ради Дамы Сердца отправляется в крестовый поход. С ним разделяю и глубину его тоски и печали, и роскошь любви, которая поддерживает рыцаря.

Прекрасный образ Мелисанды, графине Триполитанской, воспетый знатным трубадуром, некогда не покидал ни его сердца, ни его снов также, как теперь вечно живо в его лирике. И хотя, иногда бывало так, что страшная сила любви, которой не было суждено воплотиться в реальный союз, вырывала из уст поэта проклятия, все равно это чувство и образ любимой всегда были ведущими звездами над жизненным путем Рюделя. Оно оборвалось так, как о том мечтал сам князь Блая: в последние минуты своей жизни он видит графиню и умирает у нее на руках.


 






Следующие страницы несут в себе гнев и мощь, силу, жажду к поединкам и к крови, желанию победы и падение врага - все то, чем живут истинные воины, к которым принадлежал и выдающийся поэт тех времен Бертран де Борн. Я наблюдаю за мужественной фигурой барона, закованого в роскошную броню. Его призыв - «Прочь благоразумие и мир, когда есть возможность броситься в огонь боя!» Лишь на презрение этого рыцаря могут рассчитывать те, «чей меч упрямый только в бездействии», кто, попадаясь в стычку, так боится ран, что и «сам не бьет по вражеским рядам». «Ведь война является единственным занятием, достойным настоящего мужчины».

Я вижу рыцарские ряды: латников, закованных в тяжелую броню, больших выносливых коней, которые несут их в бой. Вместе с сеньором я считаю палатки врагов в ночь перед битвой; утром выеду на коне, призывая бойцов биться к последней капле крови; с другими верхами переплываю глубокий ров; с силой бью наконечником копья в щит другого рыцаря, чтобы вызвать его на поединок; вместе с мечом, сторожем, верным другом воина, подаю знак последнему, что встает солнце, ночь кончилась, и настало время его разлуки с любимой; я плачу и тону в скорби, стоя в изголовье молодого короля, который только что умер; наблюдаю за рыцарем, который караулит под стенами замка, вглядываясь у окна башни, чтобы поймать хотя бы мгновенный взгляд любимой…

…Ветер стихает. Вместе с ним скрываются видение, а книгой времени оказывается сборник лирики трубадуров, благодаря которому мы пережили незабываемое путешествие, ощутили вкус средневекового Прованса и возвратились в настоящее с четким воображением о настоящей верности, бесшабашной храбрости и истинной любви.