Время все расставляет на свои места. «Большое ви­дится на расстоянии...», — наверное, каждый человек хоть раз в жизни осознал справедливость этих слов Есенина. И тем более это касается исторических собы­тий, роль которых в жизни страны и общества можно правильно истолковать лишь по прошествии многих лет. Историческим событием можно назвать появле­ние В. В. Маяковского в русской литературе. Это сей­час, по истечении почти ста лет с начала литератур­ной деятельности поэта, мы можем с уверенностью го­ворить о его необычайном таланте и гениальности. Со всей определенностью можно назвать его величай­шим поэтом своего времени, но дебют молодого Мая­ковского был сопряжен со многими трудностями. Не­ординарность его стихов поражала не только в хоро­шем смысле этого, слова. «Нарочито груб, скандален, антиэстетичен», — это лишь часть эпитетов, которые слышал поэт как от критиков, так и от тех, для кого писал свои стихи. Но за дерзкими выходками Мая­ковского, за его внешней бравадой оставалось незаме­ченным жуткое одиночество поэта, его отчаяние от непонимания окружающих, от ощущения неполноты своей жизни. Ведь за монументальной внешностью, за эпатажными выходками мало кто видел, что в гру­ди поэта, по словам А. Луначарского, «было заключе­но и билось горячее, нежное сердце»!

Маяковский хотел быть поэтом толпы, но толпа от­вергала его. «Послушайте!», — страстно восклицает он. И в этом обращении можно услышать отчаянный призыв:  «Остановитесь! Попытайтесь понять меня! Ведь все в этом мире не просто так!». Ведь если звезды Зажигают, Значит — это кому-нибудь нужно?

Поэт не утверждает, он вопрошает с надеждой по­лучить ответ на мучающие его вопросы как о тайне че­ловеческих отношений, так и о тайнах мироздания. Вопрос Маяковского можно истолковать двояко: с од­ной стороны, он пытается осмыслить свое место, как поэта: в истории — если в определенный промежуток времени появляется личность, способная заявить о себе и воспеть свою эпоху, значит это — закономер­ность. А с другой — звезды в стихотворении выступа­ют как образ насущного, непоколебимого, и вопрос поэта звучит как просьба о разрешении его глубин­ных противоречий. Лирический герой Маяковско­го — богоборец, не верящий в божественную гармо­нию мира, сомневающейся в целесообразности сохра­нения вековых традиций, и в то же время, он — страстная натура, мечтающая обрести веру, надежду и любовь. Образ звезды в этом контексте выступает как символ смысла жизни.

Противоречивость поэта выражается и в образном обозначении звезд:

Значит — кто-то называет эти плевочки

                                              жемчужиной?

Грубое слово «плевочки» сталкивается с характер­ным для высокого стиля словом «жемчужины», под­черкивая неуверенность героя в собственной пози­ции, говоря о том, что мнение одной личности не мо­жет быть безусловным.

Сомнения поэта подчеркиваются и ритмом сти­ха — интонация первой части, полная призыва и роб­кой надежды на то, что в жизни есть неоспоримые ценности; во второй части наполняется движением, стремлением к познанию себя и смысла жизни.

И, надрываясь

в метелях полуденной пыли,

врывается к богу,

боится, что опоздал,

плачет,

целует ему жилистую руку,


















просит — чтоб обязательно была звезда!

— клянется —

не перенесет эту беззвездную муку!

Обилие экспрессивно окрашенных глаголов — «врывается», «боится», «клянется», придает повест­вованию динамичность, ускоряет ход событий. Ге­рой торопится обрести то, что мог потерять, то, что кто-то свыше мог не дать ему. Для познания этого он готов пройти через унижение: «плачет, целует ему жилистую руку», только «чтоб обязательно была звезда!», чтобы обязательно был смысл в этой жизни, любовь, вера, надежда, чтобы все было не зря. И если обратиться к трактовке стихотворения, как к осмыс­лению поэтом собственной роли в обществе, эти стро­ки можно истолковать, как страстную мольбу о том, чтобы поэзия Маяковского действительно была необ­ходимой, чтобы он не ошибся в оценке собственной личности.

А после

            ходит тревожный,

но спокойный наружно.

           Говорит кому-то:

«Ведь теперь тебе ничего? Не страшно?

Да?!» Он сделал все, что мог.

Он добивался, он пытался. И в глубине души живет тревога — а нужно ли было все это? Но ведь уже не страшно, потому что страшит лишь неизвестность. Но напряженный вопрос-вос­клицание «Да?!» опять требует подтверждения своей правоты, подчеркивая неизжитую неуверенность в себе, и это обращение к кому-то третьему выступает как надежда на то, что собеседник разделяет тревогу поэта, готов поддержать его, уверить в правильности выбора. Что-то детское звучит в этом вопросе-утвер­ждении.

Третья часть стихотворения начинается с тех же слов, что и первая, но воспринимается уже по-друго­му. Уже не чувствуется того надрыва, отчаяния, про­звучавшего в первой части стихотворения. И несмот­ря на наличие вопросительных знаков, звучит как ут­верждение.

Значит — это необходимо, чтобы каждый вечер над крышами

загоралась хоть одна звезда?! Автор уверил себя и нас, что ощущение бессмыс­ленности жизни всегда временно. Непонимание, оди­ночество, отчаяние — категории преходящие. Борьба за свои убеждения, стремление к поставленной цели, отстаивание собственных убеждений — вот истинный смысл жизни.
Читать новости: