Человечество невозможно ограничить только реально живущими или жившими людьми. Оно обладает не только биологическим, но и культурным генотипом, а каждый человек - в родстве с теми или иными литературными персонажами, которые вошли в его жизнь, повлияли на неё. Каждый герой не просто индивидуальность, не просто характер, но и тип, художественное обобщение открытых и художественно исследуемых писателем черт реальности и человеческих свойств, он несёт на себе печать раздумий автора о мире и человеке. Сколько таких типов и характеров, точно угаданных авторами, стало нарицательными, сколько психологических открытий предстало в образах многих из них, сколько идей благодаря их художественной рельефности стали достоянием нашего духовного опыта!

По мнению Пушкина, повесть «Именины» представляет некоторые несообразности, для того, чтобы эти несообразности исчезли, требуются более глубокие знания человеческого сердца. В слоге Павлова, чистом и свободном, как считает Александр Сергеевич, изредка отзывается манерность; в описании – близорукая мелочность нынешних французских романистов. Слог его романтических повестей быстр, изящен, щеголеват в своей тщательной отделке фраз. Павлова не без основания сравнивали с Бальзаком. Белинский В. Г. уделял пристальное внимание изучению творчества Павлова. Он писал: «Трудно судить о повестях г-на Павлова, трудно решить, что они такое: душа умного и чувствующего человека, плод мгновенной вспышки воображения, произведение одной счастливой минуты, одной благоприятной эпохи в жизни автора, порождение обстоятельств, результат одной мысли, глубоко запавшей в душу, - или создание художника, произведения безусловные, безотносительные, свободное излияние души, удел которой есть творчество?»

По мнению Белинского, все три повести ознаменованы одним общим характером, и только их содержание придаёт им наружное несходство. Они не проникнуты слишком глубокою истиною жизни, в них есть эта верность, которая заставляет говорить: «Это точно списано с натуры, но эта верность видна в частях и подробностях».(3) Белинский утверждает, что характеры только очерчены и потому лишены почти всякой личности; все действия и слова самые общие; по ним можно узнать касту, но не человека. И. И. Панаев считал, что Н. Ф. Павлов есть живое доказательство понятливости, ловкости и сметливости русского человека. Сценического таланта у него не оказалось ни малейшего; но его бойкий ум, переимчивость, смелость, его замечательные способности обратили на него особое внимание Кокошина. В доме Кокошина, куда съезжалась вся аристократическая Москва, он приобрёл знакомства, получил внешнюю полировку, превратился в совершенного московского джентльмена.




 





Панаев пишет: «Имя его приобрело громкую известность «Тремя повестями». Либеральное направление этих повестей обратило на автора внимание правительства. Говорят, будто даже сам император удостоил их прочтения и, строго осудив их неблагонамеренное направление, заметил, чтобы посоветовать талантливому автору, избегать, впредь, такого рода сюжетов, что он может заняться, например, описанием кавказской природы или чем- нибудь подобным…».(4) «Три повести» помогли Павлову и в личной жизни. Панаев считал, что Павлов победил Янши своими «Тремя повестями», которые произвели фурор при своём появлении,- и она отдала своё поэтическое сердце и свою руку счастливому повествователю. Н. В. Гоголь тоже не остался равнодушным к творчеству Павлова. Он писал: «Я не знаю, почему замолчал Н. Павлов, писатель, который первыми тремя повестями своими получил с первого раза право на почётное место между нашими прозаическими писателями и который повредил себе только тем, что, не захотевши быть самим собой, вздумал копировать (в трёх новых повестях своих) тех модных новеллистов, которые гораздо его ниже.


Он мог бы всегда, не прибегая ни к напряжённым вымыслам поэтическим, ни к мозаичным искусственным украшениям речи, так изуродовавший благородный и ясный слог, взять на выдержку первое психологическое явленье нашего общества и рассказывать его так отчётливо и умно, что повесть имела бы все принадлежности тех строгих классических произведений, которые остаются навсегда образцами в литературе».(5) С книгой Павлова «Три повести» Тютчев Ф. И. познакомился ещё в 1836 году в Мюнхене и по достоинству оценил её. Он писал: «Ещё недавно я с истинным наслаждением прочитал три повести Павлова. Кроме художественного таланта, достигающего тут редкой зрелости, я был в особенности поражён возмужалостью, совершеннолетием русской мысли».(6) По мнению Тютчева, примечательно построение первой книжки Павлова. Она открывается повестью «Именины».

Тема художника – одна из центральных в литературе романтизма – предстаёт здесь в ином аспекте, чем у Полевого или Одоевского. От судеб искусства, от проблем внутренней жизни творческой личности Павлов обратился к вопросу о крепостной интеллигенции, волновавшему русскую литературу ещё в 18 веке. Герой в солдатчине ищет освобождения от барской прихоти, надеясь выслужиться в офицеры, и обрести гражданские права. В ином обличье предстаёт солдатчина Бронину («Ятаган»). Герои «Именин» и «Ятагана» страдают и гибнут во имя подлинного чувства; в средней повести цикла «Аукцион» любовь отступает перед расчётом и игрой самолюбия. Тютчев считал: « «Новые повести» – тема «жадного века», когда расчёт и подозрение определяют не только публичную жизнь, но отравляют самые сокровенные человеческие чувства».(7) Добролюбов Н. А. неоднозначно высказывался о творчестве Павлова.

Он считал, что Павлов не отошёл от романтизма, но в его творчестве есть интересные моменты психологического анализа: «А г-н Павлов Н.Ф. разве не извивался, давая разуметь такие положения: русская народная жизнь может дать материал только для балаганных представлений; в ней нет элементов для того, чтобы из неё состроить что-нибудь сообразное «вечным» требованиям искусства».(8) Изучение творчества Н. Ф. Павлова началось в основном в 20 веке. Заслуга литературоведения в том, что творчество Павлова было введено в литературный процесс. Но изучать творчество Павлова Н. Ф. нельзя без знания его жизни, его биографии. Считаю необходимым остановить свое внимание на основных чертах его характера, в какой-то мере нашедших отражение в его творчестве.