В XX столетии произошел своеобразный ренессанс мифа как формы мировосприятия. Начало этому было положено еще в XIX в. музыкальными драмами Рихарда Вагнера, прежде всего его тетралогией «Кольцо Нибелунга». Во многом вдохновленный Вагнером, Фридрих Ницше в своем произведении «Так говорил Заратустра» заложил основы последующего мифотворчества, т.е. создания новых мифов.

Мифы XX в. отличаются от древних мифов тем, что вера в них (если не идет речь о примитивном, наивном восприятии литературы) — это лишь игра. И по форме это имитация в соответствии с инвариантными моделями древности, что тоже соответствует игре.

«Игровая» концепция творчества. «Игровая» природа культуры — одна из ведущих тем современности. Игра как неутилитарная, несерьезная человеческая деятельность с целью, находящейся не во вне, а в самом процессе игры, с возможностью в любое время ее приостановить без ущерба, воспринимается не только как источник особого эстетического удовольствия, но и как недооцененный прежде источник новых истин: «...Игра есть процесс, в котором человек открывает возможность преодоления своей одномерности, а также и элементарности окружающих предметов, простоты и «линейности» взаимодействий с ними»51. Публикация в 1938 г. работы голландца Йохана Хёйзинги «Ното 1ис1епз» («Человек играющий») обозначила начало пристального интереса к игре как феномену культуры (работы Л. С. Выготского об игре в то время рассматривались только как, собственно, психологические), а начиная со второй половины 1960-х гг., после выхода труда М. М. Бахтина «Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса» и перевода его на иностранные языки возник настоящий бум данной проблематики, своеобразный «панигризм» — представление любого литературного произведения как игры. Карнавализация, диалогизация, игровое начало — мотивы огромного числа литературоведческих, культурологических работ последних десятилетий.

Истоки современного понимания игрового аспекта культуры — в характеристике игры как сакральной деятельности у Платона, в «состоянии игры» как эстетической категории у Канта. Сторонники игровой теории часто приводят замечательное высказывание Шиллера из «Писем об эстетическом воспитании человека»: «...Человек играет только тогда, когда он в полном значении слова человек, и он бывает вполне человеком лишь тогда, когда играет».








Огромную популярность приобрели две книги американского неофрейдиста Эрика Берна — «Игры, в которые играют люди» и «Что вы говорите после того, как произнесли приветствие» (опубл. 1972, в русском переводе — «Люди, которые играют в игры»). В них изложена сценарная концепция человеческого поведения, согласно которой человек в жизни играет роль в соответствии с тем или иным сценарием.

Берн подробно разбирает сценарии, соответствующие сюжетам сказок Перро. Сценарная теория координируется у Берна с трансакционной концепцией: человек, в зависимости от различных причин, в ходе коммуникации выступает то как «ребенок», то как «взрослый», то как «родитель». В знаменитом романе американского писателя Кена Кизи (р. 1935) «Полет над гнездом кукушки» (1962) описание взаимоотношений персонажей соответствует теории Берна.

В литературоведении появился термин «игровой принцип», под которым понимается сознательное построение литературного текста согласно определенным правилам, подобным законам различных игр — от детской до театральной (например, в романах Г. Гессе, В.Набокова, А. Мёрдок, Д.Фаулза и др).

Моделирование действительности. Игровой принцип при всей его значимости выступает как частный случай более общего принципа — моделирования действительности, что вообще характерно для литературы XX в., по крайней мере, для линии, связанной с такими именами, как Кафка, Гессе, Набоков, Брехт, Борхес, Фаулз, Эко и др. Моделирование противостоит традиции, воплощенной в понятии «мимесис» (подражание). В модернизме с его тенденцией к приоритету частного более заметен игровой принцип, в реализме XX в. с его стремлением преодолеть частности во имя целого — принцип моделирования действительности.
Читать новости: