«…Никто на свете не был мне ближе Дельвига»,- писал А. С. Пушкин П. А. Плетневу 21 января 1831 г., получив известие о смерти друга. В течение всей своей краткой жизни, начиная с лицейских лет, А. А. Дельвиг был ближайшим спутником Пушкина. Идейное развитие Дельвига проходило в тех же кругах, что и развитие Пушкина. Лицеистом вместе с И. И. Пущиным и В. К. Кюхельбекером он входил в политический кружок И. Г. Бурцова, многие участники которого впоследствии стали декабристами. По окончании лицея Дельвиг принимал участие в вольных обществах, связанных с декабристскими организациями. Сохранились известия о том, что молодой Дельвиг вел «опасные», т. е. антиправительственные, разговоры. В его стихотворениях можно встретить мотивы религиозного свободомыслия («Подражание Беранже», 1821). И все же Дельвиг, до известной степени сближаясь с передовым идейным течением эпохи, остался вне круга дворянских революционеров. Правда, он не стал их противником. Знаменательно, что в стихотворении «Снова, други, в братский круг…» (1826), посвященном лицейской годовщине 19 октября 1826 г., Дельвиг тепло воспоминает декабристов Кюхельбекера и Пущина, называя их «родными»:

    * Верьте. Внятен им наш глас,
    * Он проникнет твердый камень.

Но в отличие от пушкинского послания «Во глубине сибирских руд…» это проявление дружеских чувств не стало свидетельством идейной солидарности, что характерно для всей поэзии Дельвига, чуждавшегося политической тематики.

Литературная традиция, на основе которой сложилось творчество Дельвига,- это традиция «легкой жизни». «Пою вино, любовь и граций»,- писал о себе поэт в послании «К Евгению» (1819). С лучшими представителями эпикурейской лирики связывает Дельвига и мотивировка поэтических интересов: поэт не в силах славить «бранный лавр героя» или «мирные дела судей», потому что теперь нет ни героев, ни судей. Но уход в частную жизнь как своеобразная оппозиция неприемлемой общественной действительности легко перерастал в антиобщественность. Дельвига спасло литературное сотрудничество с Пушкиным (издание альманаха «Северные цветы» и «Литературной газеты»), а также прогрессивные в целом поиски новых путей в области «легкой поэзии».


 



Дельвиг стал разрабатывать умиравший к тому времени жанр идиллии. Это не было заранее обреченной на неудачу попыткой возродить идиллию в ее старых формах, в ее идеализирующем жизнь содержании. Дельвиг поставил другую задачу: воссоздать мир античности, и это ему удалось. «Какую силу воображения должно иметь,- писал об идиллиях Дельвига Пушкин,- дабы так совершенно перенестись из 19 столетия в золотой век, и какое необыкновенное чутье изящного, дабы так угадать греческую поэзию» (VII, 63). Но русскому поэту не нужна была стилизация ради стилизации. Дельвиг искал в античности гармонического человека и гармонии в людских отношениях. Он надеялся найти это среди простых людей, в мире естественных человеческих чувств. Таков идейный смысл его античных идиллий «Дамон» (1821), «Купальницы» (1824), «Конец Золотого века» (1828).

Это позволило Дельвигу внести новое в традиционный жанр.

Еще в лицее, по свидетельству Пушкина, у Дельвига возник замысел русской идиллии о герое-солдате, участнике Отечественной войны 1812 г., осуществленный, однако, значительно позднее - в идиллии «Отставной солдат» (1829). Народность этой идиллии еще очень условна, но стремление воспроизвести особенности народного характера, народного быта, народного языка отвечало тенденциям развития русской литературы того времени. В жанре русской идиллии Дельвиг выступил продолжателем Н. И. Гнедича.

Другим жанром, к которому охотно обращался Дельвиг, была «русская песня»: «Ах ты, ночь ли…» (1820), «Пела, пела пташечка…» (1824), «Соловей мой, соловей…» (1825). Идеология и стиль дворянской поэзии в песнях Дельвига нередко вступают в противоречие с мироощущением и поэтикой народного творчества, на которое ориентировался поэт. Однако в песнях Дельвига нет уже сентиментальности и пасторальности, которыми отличались песни поэтов предшествующего поколения: И. И. Дмитриева и Ю. А. Нелединского-Мелецкого. Дельвиг приближается уже к романтическому пониманию этого жанра как выражения народных чувствований. Этим было подготовлено появление песен А. В. Кольцова.

В заслугу Дельвигу нужно поставить и разработку такой изящной, но трудной метрической формы, как сонет. При этом автор стремился не только придать сонету формальное совершенство, но и насытить его мыслью («Вдохновение», 1822). Однако эта мысль оставалась в довольно узких пределах романтического идеализма, и сонеты Дельвига входят в состав его камерной лирики.

Камерность поэзии, ограниченность ее замкнутым миром частной жизни, отрыв от коренных вопросов русской общественной мысли, интерес к «второстепенным» жанрам в пору, когда жизнью были выдвинуты проблемы драматургии, поэмы, романа,- все это определило своеобразное место поэзии Дельвига в литературном движении пушкинской эпохи.