К числу ранних произведений поэта относится его «Элегия о смерти Петра Великого», По живым следам трагического события эта «Элегия», как надгробное слово Ф. Прокоповича и «Слава печальная» Ф. Журовского, описывает безмерное горе россиян,

    * Что за печаль повсюду слышится ужасно?
    * Ах! Знать Россия плачет в многолюдстве гласно!
    * Где ж повседневных торжеств, радостей громады?
    * Слышь, не токмо едина; плачут уж и чады!

По композиции и использованию античной мифологии, перечню наук «Элегия» очень близка «Славе Печальной»:

    * Се бегут; Паллада, Марс, Нептун, Политика,
    * Убоявшеся громко Вселенныя крика…
    * Плачь, винословна, плачи, плачь философия,
    * Плачьте со мною ныне, науки драгие.
    * Стени, механика, вся математика,
    * Возопии прежалостно и ты, Политика…
    * Плачь со мною, искусство, но плачи чрезмерно…

Возможно, что далее приводимые строки в какой-то мере связаны с личными воспоминаниями поэта.

    * Се под Нептуном моря страшно закипели,
    * Се купно с ветры волны громко заревели!
    * Стонет Океан, что уж другого не стало Любителя.
    * Балтийске - что близко то стало
    * Несчастье при берегах.
    * Каспийское же ныне
    * Больше всех - что однажды плавал по нем сильне.

Почему же Каспийское море закипело «больше всех»? Существует легенда, что когда Петр I был в Астрахани в 1722 году, то при осмотре училища при Троицком монастыре отметил Тредиаковского как лучшего ученика.

Ранние стихи поэта остаются в основном в пределах литературы Петровского времени, переходного периода. Его несомненный вклад в развитие русской литературы, в формирование классицизма начинается с публикации «Езды в остров Любви». Для становления русского классицизма непосредственное значение имел не столько сам галантно-любовный аллегорический роман, сколько его предисловие. В нем Тредиаковский объясняет (или оправдывается?) читателям, почему он этот роман «не словенским языком перевел, но почти самым простым русским словом, то есть каковым мы меж собой говорим». Таких причин он указывает три. «Первая: язык в словенский у нас язык церковный; а сия книга мирская. Другая: язык в нынешнем веке у нас очень темен; и многие его наши читая не разумеют; а сия книга есть сладкия любви, того ради всем должна быть вразумительна. Третия: которая вам покажется может быть самая легкая, но которая у меня идет за самую важную, то есть что язык словенский ныне жесток моим ушам слышится, хотя прежде сего не только я им писывал, но и разговаривал со всеми». В «первой причине» сформулировано одно из главных требований теории классицизма - стремиться к соответствию выражаемого и выражающего, то есть к единству содержания и формы.

Плодотворной оказалась мысль Тредиаковского о необходимости в разработке литературного языка опираться на разговорную речь. Однако не следует переоценивать результаты практического воплощения в творчестве самого писателя его теоретических установок |(как, впрочем, и преувеличивать решительность его реформаторских требований). Под «словенским» языком Тредиаковский имел в виду «тот книжно-славянский тип языка, который был если не единственным, то еще бесспорно доминирующим в книгах 10- 20-х годов XVIII века» и «характерные для него формы языкового выражения». При демонстративном отказе от норм этого типа языка славянизмы сохраняли только «функцию стилистического средства как важный источник речевой выразительности, экспрессии».

Лексический пласт славянизмов у Тредиаковского не получил закрепления в качестве слагаемого высокого стиля и закрепленных за ним высоких жанров (как это позже сделает Ломоносов в своей теории «трех штилей»). Высокие книжные слова и архаизмы допускаются Тредиаковский как «поэтические вольности» в стихотворных произведениях вне зависимости от высокости их «материи». Начало учения Тредиаковского о «поэтических вольностях» было заявлено в его трактате о стихотворстве 1735 года.

К переводу «Езды в остров Любви» были приложены собственные «Стихи на разные случаи» Тредиаковского, чтобы им «в вечном безызвестен» не пропасть, как сказано в предисловии («Известии читателю») к ним. Это стихи любовные, патриотические и политические. Их объединяет личность автора с его описанием различных любовных переживаний, откликами на события общественной жизни, на природные явления, с его раздумьями о непостоянстве (о переменах) мира. Вот начало «Описания грозы, бывшей в Гааге»:

    * С одной страны гром,

 



    * С другой страны гром,

    * Смутно в воздухе!
    * Ужасно в ухе!
    * Избегли тучи,
    * Воду несучи,
    * Небо закрыли,
    * В страх помутили!

В оде «О непостоянстве мира» философские размышления поэта приводят его к выводу, что ничего постоянного, вечного, кроме бога, «нет и не будет»; идет смена времен года («Весну сжигает лето, Осень то пременяет; Плодом древо одето, Зима нам отнимает…»). В мире идет повсеместная борьба противоположностей: черного с белым, сухого с влажным, «боится свет ненастья».

    * Младое? потом спелым,
    * Бывает легко важным (то есть легкое тяжелым.)
    * Низким - высоко.

И могут объединиться в диалектическом единстве исключающие друг друга состояния - «В счастьи много несчастья».

Больше всего в этом сборнике любовных стихотворений. Художественный уровень их таков, что если бы они попали бы в рукописные сборники анонимными, то так же, как и любовные песенки Кантемира, оказались бы неопознанными. Все же, оценивая раннюю любовную лирику Тредиаковского, нельзя забывать, что поэт отвечал потребностям времени. По свидетельству Т. Ливановой, «стихи Тредиаковского были широко распространены как песни, любовно записывались п переписывались вместе с музыкой в сборниках кантов, бытуя без имени автора». Приведем начало «Стихов о силе любви».

    * Можно сказать всякому смело,
    * Что любовь есть великое дело!
    * Быть над всеми и везде сильну,
    * А казаться всегда умильну
    * Кому бы случилось?
    * В любви, совершилось.

В 1734-1735 годах В. К. Тредиаковский внес весьма ощутимый вклад в практику и в теорию в особенности отечественного классицизма. В 1734 году была опубликована «Ода торжественная о сдаче города Гдаиска» с приложением к ней «Рассуждения о оде вообще». Это была первая ода в русской литературе, написанная по правилам европейского классицизма. Образцом для нее, как указал сам Тредиаковский, была ода Буало о взятии Намюра. Вместе с тем автор указывал, как на источник подражания, оду Ф. Прокоповича на коронование Петра II на латинском языке. Поэт, создавая оду, охвачен вдохновением - «трезвым пианством»:

    * Кое трезвое мне пианство
    * Слово дает к славной причине?
    * Чистое Парнаса убранство,
    * Музы! не вас ли вижу ныне?
    * И звон ваших струн сладкогласных,
    * И силу ликов слышу красных;
    * Все чинит во мне речь избрана,
    * Народы! радостно внемлите;
    * Бурливые ветры! молчите:
    * Храбру прославлять хощу Анну.

В «Рассуждении об оде вообще» Тредиаковский дает определение этого жанра как «песни», но песни особой: «ода есть собрание многих строф, то есть статеек, состоящих из равных, а иногда и неравных стихов, которыми описывается всегда и непременно материя благородная, важная, и великолепная, в речах пиитических, и овысоких». Ода по структуре близка «песне мирской» (содержание которой почти всегда - «любовь»), а по содержанию и «речи» близка поэме. Среди поэтических средств, с помощью которых должна достигаться высокость слога, Тредиаковский выделил «пиндаризацию» (парение, повышенная метафоризация - от имени античного поэта Пипдара) и употребление «дерзновенных фигур», гиперболу, к примеру, «с правдой мало сходную». Продолжил Тредиаковский развитие учения о «вымысле» («фикции»), начатое Ф. Прокоповичсм, подхваченное Кантемиром.