Литература социалистического реализма всегда тяготела к монументальным эпопеям и романам, глобальным темам, посвященным строительству социализма в Советском Союзе. Живые человеческие лица там, как правило, подменялись носителями "правильных" идей. Однако в период "оттепели " в литературе начинаются определенные изменения. Литература понемногу освобождалась от гнета государственного контроля за всем и вся и обращалась к темам, которые давно и надолго вышли из поля ее внимания. Одной из таких тем и становится тема русской, а точнее, советской деревни в середине XX века, широко представленная в творчестве так называемых писателей-деревенщиков.


 





Родоначальником нового деревенского очерка можно считать писателя Валентина Овечкина. Герои его цикла "Районные будни", партийные работники Борзов и Мартынов, ездили по колхозам, беседовали с людьми и спорили друг с другом о проблемах послевоенных колхозов. Фигура Борзова олицетворяла прежний, волевой стиль управления колхозной жизнью. На какое-то время слово "борзовщина" через средства массовой информации вошло в русский язык. Молодой Мартынов, наоборот, выражал новые веяния и высказывал смелые идеи в защиту самостоятельности хозяйств. В "Деревенском дневнике" Ефима Дороша и в рассказах Владимира Тендрякова речь идет не столько о делах колхозных, сколько о судьбах деревенских жителей. Неторопливые, наполненные болью размышления Дороша о трагической судьбе русского крестьянина соседствовали на страницах журнала "Новый мир" с нервной, словно наэлектризованной жизненной правдой, прозой Тендрякова. Эта литература существовала как бы вопреки благостным картинам сельской действительности, которые обычно рисовали в газетах, показывали в кино и на сцене.

В рассказе Александра Яшина "Рычаги" показано, как ведут себя руководители колхозов до, во время и после партийного собрания. На партийном собрании герои лгут друг другу в глаза, изъясняются языком газетных передовиц, который переняли от высшего партийного начальства. А в остальное время это честные, простые и чистосердечные люди, с болью говорящие о царящей вокруг казенщине. Рассказ написан безыскусно, все в нем как в жизни. И тем более жуткое впечатление он оставляет. Из нормальных людей герои превращаются в своеобразные "рычаги власти", через которые Государственная Воля управляет всей жизнью в стране. Закон чилось собрание - и рычаги снова становятся нормальными, обычными людьми. Но вот вопрос: надолго ли? Возможно, сам автор и не желал этого, но его рассказ оказался убийственной сатирой не только на жизнь советской деревни, но и на всю коммунистическую систему в целом. В небольшой повести Сергея Залыгина "На Иртыше" рассказывается о коллективизации 30-х годов в сибирской деревне. Но отнюдь не так оптимистично, как это делается в "Поднятой целине" Шолохова. Кулаки, которых советская власть арестовывала и высылала из родной деревни, показаны у Залыгина самыми работящими крестьянами, на которых и держалась Россия. И дело здесь было не только и не столько в экономике. Залыгин показал - одним из первых- трагедию гибели многовекового крестьянского уклада с его давними и глубокими традициями, в том числе и культурными. Столетиями складывавшийся тип русского крестьянского хозяйства насильно преобразовывался в колхозы. Не заинтересованные в собственном труде крестьяне начинали совсем по-другому относиться к земле, которая стала чужой. Читатель периода "оттепели" сравнивал историческую ситуацию с современностью и говорил себе о том, что, по сути, с 30-х годов в русской деревне совершенно ничего не изменилось. Нам показан все тот же произвол властей, тот же рабский по природе труд крестьян - ежедневный, постоянный, который превращал жизнь в выживание и медленно сводил пахаря в могилу, то же издевательство над природой. Советская деревня была пронзительно запечатлена и в повести "Привычное дело" Василия Белова, которая воспринялась русской интеллигенцией так же, как "Записки охотника " Тургенева - прогрессивным дворянством в XIX веке. И те и другие вроде бы знали крестьян своей страны, не раз их видели и с ними общались. Но оказывается, они упустили целый мир, который ученые называли когда-то "крестьянским космосом". Изображением этого космоса и занимались деревенщики.

В повести Валентина Распутина "Последний срок" подробно описано, как умирает деревенская старуха. Смерть Анны - спокойный и глубоко сознательный переход от земного существования к иной жизни, к жизни за пределами видимого человеку бытия. С повестью Распутина в литературу возвращалось мистическое начало: проблемы жизни и смер ти представали в вечном, вневременном измерении. Это было поворотом к классическим текстам XIX века русской литературы. Есть русская легенда об озере Светлояре и святом граде Китеже. Спасая Китеж от врагов, Бог укрыл его на дне озера. И на берегах Светлояра по ночам кто-то мог видеть особенное свечение из глубин и слышать колокольный звон. В прозе деревенщиков вся крестьянская Россия представала именно таким символическим градом Китежем, который спрятался от своих врагов. И писатель становился тем, кто был в состоянии услышать колокольный звон...