“Калигула”. Первым произведением А. Камю, где используется набор экзистенциалистских инструментов, является пьеса “Калигула” - “трагедия интеллекта”, “трагедия прозрения”, “трагедия верховного самоубийства”. Кровавый античный тиран превратился у Камю в настоящего “трагического героя”, сама античность вписана в “трагический климат” XX ст., а история Калигулы пересматривается на экзистенциалистский порядок. В январе 1939 г. Камю завершает первую редакцию пьесы. В марте того же года он присылает рукопись “Калигулы” во Францию директору журнала “Ля нувель ревю франсез”. Тот был растроган произведением, однако начались военные события, которые помешали выходу трагедии в свет. Вторую редакцию пьесы Камю сделал в 1944 г., включив в нее мысли, подсказанные ему опытом войны и участием в движении Сопротивления, и переработав финал. А в 1945 году “Калигулу” было впервые поставлено (театр Эберто в Париже).

Главную роль выполнял Жерар Филип, актерский талант которого впервые раскрылся по-настоящему именно в “Калигуле”. В 1947 г. Камю создает третью редакцию пьесы, а последние изменения, которые имели сугубо сценический характер, автор вносит в 1958 г. Историю жестокого, вульгарного, полусумасшедшего римского тирана Камю нашел в известной книге историка Светония “Жизнь двенадцати цезарей” (120 г. н. э.). Однако описанный Светонием Калигула воспринимался Камю, прежде всего как символ абсурда, который ворвался в жизнь и превратил Рим за три года своего правления в город грусти и слез. Трагедия Камю начинается изображением обеспокоенных патрициев. Уже три дня, как из Рима исчез молодой император.

Причина этого - смерть сестры и возлюбленной Калигулы Друзиллы (у Светония, кстати, также содержится описание того, как “не в силах вынести горя, он неожиданно исчез из Рима”, достиг  Сиракуз и так же неожиданно вернулся). Из разговоров патрициев понятно, что молодой Калигула - совсем не жестокий тиран, а больше интеллектуал, который может напомнить нам принца датского Гамлета, “совестливый и неопытный”. Этот “мальчик”, по словам Хереа, старшего друга и наставника Калигулы, “чрезмерно любился в литературе”. Это - “император-творец”. Но вместе с этим сенаторы понимают, что “Калигула несчастен, тем не менее он, наверное, и сам не знает почему! Несомненно, ощутил, что попал в глухой угол, и хочет убежать”. Но вот появляется сам Калигула. Он мокрый и грязный, его глаза блуждают. Что-то явно произошло в его душе, какой-то переворот изменил императора за три дня отсутствия в Риме. Соприкоснувшись со смертью любимой, он прозревает:

Калигула. Мир, такой, как он есть, - невыносимый. Мне нужно получить луну, или счастье, или бессмертие - безразлично что, пусть оно будет и обманное, лишь бы относилось к другому миру.

Пройдя через страшные мучения и страдания, Калигула сознает совсем простую, казалось бы, истину: “Люди умирают и потому они несчастны”. Калигула постигает призрачный характер всего сущего, абсурдность жизни, и он начинает протестовать против “декораций” бытия, против человеческой покорности жить “ненастоящей” жизнью, против фальши и вранья здравого смысла окружающих. Целью императора становится невозможное: “я хотел снять с неба луну”. А если абсурдная жизнь не имеет высшего смысла, то, значит, “все разрешено”.

Можно сказать, что Калигулу, по выражению одного из персонажей Достоевского, “съела идея”, и он является таким же “одержимым” господствующей внутри него идеей, как Раскольников и Иван Карамазов, Шатов и Кириллов, Петр Верховенский и Ставрогин. Недаром Кезония (жена императора) говорит, что “Калигула видит только свою идею”. Имея неограниченную власть, Калигула прибегает к кровавому эксперименту, который он скромно именует “педагогикой”. Его свобода является безграничной, и он, считая, что быть свободным - значит убивать, старается научить такой свободе своих подчиненных:


 



Калигула. Мир ничего не значит, и кто это признает, приобретает свободу.. Радуйтесь, что к вам, в конце концов, пришел император… Идите, известите Риму, что он получит в конце концов свободу, и вместе с ней начинаются большие испытания.


Калигула Камю очень далек от своего исторического прототипа, зато как это созвучно с лозунгами, которые старались воплотить в жизнь калигулы XX века!

Складывается впечатление, что если бы Калигула на какой-то литературной машине времени оказался среди героев Достоевского, он бы чудесно объяснился, например, с Петром Верховенским, который говорил: “Все до единого знаменателя, полное равенство”. Тысячу раз прав был выдающийся немецкий поэт Гельдерлин: “Что всегда превращало государство в ад на земле, так это попытка человека превратить его в земной рай”. Три года проходит после “прозрения” Калигулы. Три года он уже воплощает на практике свою “красивую” теорию. Если в начале пьесы патриции откликаются об императоре как о совестливом и неопытном интеллектуале, то теперь это, по их словам, “трус”, “циник” и “шут”. Калигула методически “оскорбляет их достоинство”, демонстративно издевается над ними. У одного патриция он отобрал имение, у второго - убил отца, у третьего - сына, у четвертого - отобрал жену и загнал ее в дом разврата. Патриции хватаются за оружие, бегут к выходу из дома Хереа, где они собрались. Однако Хереа останавливает их порыв.

Он понимает, то восставшими руководит лишь страх, и мятеж этих жалких и льстивых людей является преждевременным. В отличие от патрициев, мудрый Хереа глубоко понимает настоящие мотивы преступных действий императора, сознает, что это не просто “безумный” правитель. Хереа ясно понимает, что Калигула - не простой убийца. Он убивает не из-за своей садистской жестокости, а из-за философского принципа быть последовательным и “логичным” до конца. Хереа справедливо говорит, что Калигула “выразил свою философию в трупах, и, на беду, эта философия не знает разногласий”. Так, Хереа целиком согласен с патрициями, что нужно действовать, бороться с ним - тем, кто “стал на место чумы”. Но время еще не настало. Одно за другим осуществляет Калигула свои “логические”, философские преступления. Убивая, он утверждает собственную свободу, которая строится на костях других. У Светония речь идет о том, что Калигула искусственно организовал голод.

У Камю император откровенно провозглашает: “Завтра будет голод”. И это также - составная часть его “педагогического эксперимента” Калигула. Весь мир знает, что такое голод, - это наказание. Завтра будет наказание… И я остановлю его, когда мне захочется… В конце концов, у меня немного средств доказать свою свободу. Свобода всегда бывает за чужой счет. Это досадно, но так оно и есть.

Калигула считает себя выдающимся “просветителем”, ведь он старается просветить слепцов, которые окружают его. Император хочет доказать им, что смерть - вездесуща. Восстав против смерти, он сам сеет смерть. Калигула-просветитель раскрывает людям “небольшие секреты”: “Люди умирают, так как виновны. Виновны, так как так решил Калигула. И Калигула решает за весь мир”. Идет время. Преступления Калигулы продолжаются. Но в мире ничего не изменяется. Калигула начинает понимать, что луна никогда не будет принадлежать ему. Он сознает, что зашел в безысходность: “Я не нашел истинного пути. Моя свобода была неполная”.

В последних сценах трагедии он выглядит обреченным, его поведение напоминает долговременное самоубийство. Зная о том, что против него готовится мятеж, Калигула не делает ничего, во избежание гибели, в последний раз он бросает ретроспективный взгляд на свою жизнь, в которой он сознательно “избрал счастья убийств”: “Я живу, я убиваю, утверждаю пьянящую всесобственность разрушителя, перед которой сила творца кажется шутовством”. Но “преинтересная трагедия” приближается к развязке. “Убивать - это не выход”, - признает он после последнего убийства в своей жизни - убийства Кезонии. Тем самым Калигула признает свое поражение. Он гибнет под ударами заговорщиков, не оказывая им сопротивления. Но последние слова Калигулы звучат символически: “Я еще жив!”. В предисловии к американскому изданию своих пьес (1958) Камю отмечал: “Калигула” - это история верховного самоубийства. История в высшей мере трагическая и человечная. Верный самому себе, но несправедливый по отношению к ближним, Калигула соглашается умереть, постигнув, что никто не способен спастись поодиночке и что нельзя быть свободным против воли других людей”. Камю убедительно доказал в своей трагедии, что свобода, направленная против людей, ведет к разрушению и к саморазрушению. “Если правда Калигулы - в его бунте, то его ошибка - в возражении людей, - делает замечание драматург. - Нельзя все разрушить, не разрушив самого себя”. Когда Камю в конце 30-х годов создавал “Калигулу”, он не давал исторического ключа к своей пьесе. Но очень скоро драматург стал свидетелем того, как калигулы со свастикой покоряют мир. Когда драма была поставлена в освобожденной Франции в 1945 году, зритель узнавал в Калигуле Гитлера, а Хереа воспринимался критиками как прототип участника Сопротивления, и подобная параллель является актуальной не только для 1945 года.