Поэзия великого Кобзаря - это гимн любви к человечеству, гимн борьбы за свободу и светлую судьбу всех угнетаемых народов. Царское правительство, боясь силы пламенного Шевченкового слова, заслал поэта в солдатство, в далекие казахские степи. Отбывая наказание, Шевченко служил в Орске, окруженном мертвой, жухлой степью. Кочевники называли орскую крепость яман-кала, что значит “страшный город”. Сюда и был заслан поэт. В приговоре, который решил судьбу Шевченко, не был отмечен срок наказания - царь заслал поэта навсегда. Николай Палкин Собственной рукой дописал в приговоре: “Под наистрожайший присмотр с запрещением писать и рисовать”.

Художнику связали руки, поэту закрыли рот. По этому поводу Шевченко с глубоким возмущением говорил: “Если бы я был изверг, кровопийца, то и тогда для меня удачней нельзя было придумать, как послать меня в Отдельный Оренбургский корпус солдатом. И ко всему этому мне запрещено рисовать. Отнять благороднейшую часть моего бедного существования. Трибунал во главе с самим сатаной не мог бы вынести такого нечеловеческого приговора”.

В выжженной солнцем Оренбургской степи, на мрачных берегах Аральского моря, на пустынном Кос-Арале Тарас Шевченко вспоминал милую его сердцу Украину:

Я так ее, я так люблю
Мою Украину убогую.

В крепости, которая казалась ему “раскрытой могилой, готовой сберегать меня живим”, поэт обращался к своим думам:

Думы мои, думы мои
Вы мои единственные.
Не бросайте хоть вы меня
При плохом часу.
Прилетайте, сизокрылые
Мои голубята.
Из-за Днепра широкого
В степь погулять…

Безмерная тоска за волей тяжело терзала сердце Шевченко. Пламенный патриот Украины, он безгранично грустил за родным краем, таким прекрасным и таким обездоленным.

О доля моя! Моя Украина!
Когда я вырвусь из этой пустыни?

Так раскрыл поэт свое душевное состояние, подавленность и тоску, в стихотворении, написанном в Орске и посвященном другу - украинскому врачу Андрею Иосифовичу Козачковскому.

Современная медицина научно обосновала, как пагубно влияют на здоровье человека так называемые негативные эмоции - тоска, грусть, подавленность, одиночество. Но еще сильнее отразились на здоровье Т. Г. Шевченко нестерпимо тяжелые, враждебные, искусственно созданные царизмом условия жизни в солдатстве.





Осенью в 1847 г. во влажных казематах Орской крепости Шевченко заболел ревматизмом. В письме от 11 декабря 1847 года к одному из приятелей - А. И. Лизогубу он писал: “…осенью мучил меня ревматизм…” В письме к М. Лазаревского от 20 декабря мы читаем “…заболел я сначала ревматизмом, тяжелой болезнью…”

Позже ревматизм давал вспышки, заострения, рецидивы, свойственные этой болезни. Шевченко писал 12 апреля в 1855 г. конференц-секретарю Академии искусств Василию Ивановичу Григорьевичу из Новопетровского укрепления: “…ревматизм меня быстро разрушает”. Существует справедливое старинное врачебное высказывание: “ревматизм лижет суставы, а кусает сердце”. Ревматизм усложнился у Шевченко острой сердечной недостаточностью.

В 1847 г., вскоре после ревматизма, Шевченко в результате плохого питания заболел на типичную для заключенных засланных болезнь - цингу, или скорбут, и был помещен в лазарет. В письме к М. Лазаревскому в Петербург 20 декабря в 1847 г. Тарас Григорьевич писал: “Захватила меня цинга лютая, и я теперь языков Иов на гноище… Так мне теперь тяжело, так тяжело…” Через два месяца, 28 февраля в 1848 г., Шевченко пишет из Орска своему другу Варваре Николаевне Репниной: “Пугает меня настоящая болезнь скорбут”. Две тяжелых болезни - ревматизм и скорбут, которыми болел в ссылке поэт, очень подточили его сердце, тем более, что они проходили в условиях чрезвычайной моральной подавленности и неописуемых душевных мук. В письме к М. Лазаревского, о котором вспоминалось выше, Тарас Григорьевич писал: “…помимо всех бед, что душу истязают, бог наказал меня еще и телесным недугом…”

Вспоминая свою преисполненную бедности жизнь, поэт писал к В. Репниной, что при этом его охватывает тяжелое чувство “от которого сжимается сердце и стынет грудь… Мое прошлое ужасно”. Резкий свет жгучего солнца пустыни пагубно действовал на зрение Т. Г. Шевченко. 1 февраля в 1848 г. поэт писал из Орской крепости А. И. Лисогубу: “Лихо делается со мной, и не один, а все беды упали на мою голову. Один то, что скука и безнадежность давит сердце, а второе - недомогаю с того дня, как привезли меня в этот край, ревматизм, цингу перетерпел, слава богу, а теперь зубы и глаза так болят, что не знаю куда деваться”.

Украинские и русские друзья поэта делали все возможное, чтобы облегчить тяжелую судьбу Тараса Шевченко, помогая ему морально и материально, но здоровье поэта с каждым днем все ухудшалось.

В январе в 1850 г. Шевченко пишет в отчаянии из Оренбурга поэту Василию Андреевичу Жуковскому: “Я три года крепился, не осмеливался вас беспокоить, но мэра моего крепления лопается, и я в самой крайности прибегаю к вам, великодушный благодетель мой… потому, что казарменная жизнь и скорбут разрушили мое здоровье… Для меня необходима была бы перемена климата; но я на это не должен надеяться: рядовых, таких как я, не переводят… а меня опять посылают на Сырдарью… Для моего здоровья этот поход самый убийственный…”

Рядовому Тарасу Шевченко строжайше было запрещено писать и рисовать. Но большой бунтарь не покорился. Вопреки всему в изгнании он тайком писал и рисовал и создал немало поэтических произведений, сделал много рисунков, портретов, картин, из которых состоит целый альбом. На Шевченко был сделан донос, в результате какого его под конвоем отправляют в Новопетровске укрепление, на берег Каспийского моря. Семь лет - с 17 октября 1850 по 2 августа в 1857 г., которые провел здесь поэт, были самыми страшными годами в жизни Шевченко. Они полностью сломали его здоровье.

Суровые естественные условия, отдаленность от культурных центров страны, деспотизм и жестокость офицерства, делали нестерпимой жизнь засланного поэта. 1 июля в 1852 г. Шевченко писал из Новопетровского укрепления известному украинскому композитору С. С. Гулаку-Артемовскому: “…Где меня не носило в продолжении этих бедных пяти течение? Киргизскую степь из конца в конец всю исходил, море Аральское и вдоль и поясница все исплавал, и теперь сижу в Новопетровском укреплении да жду, что дальше будет; а это укрепление, да ведомо тебя будет, лежит на северо-восточном берегу Каспийского моря, в киргизской пустыне. Настоящая пустыня! Песок да камень; хоть бы трава, хоть бы деревцо - ничего нет. Даже горы порядочной не увидишь - просто черт знает что! Смотришь, смотришь, да такая тоска тебя возьмет - просто хоть давись; так и удавиться невеж… мне несчастье к лицу. Родился, вырос в неволе, да и умру, кажется, солдатом. Какой-нибудь да был бы скорее конец, а то в самом деле, надоело черт знает по-каковски жить”.

Как-то во время пребывания Т. Шевченко в Новопетровский крепости стало известно, что в Астрахань должен прибыть кто-то из царской семьи. Немедленно был объявлен приказ об усиленной муштре солдат - в том числе и Шевченко. Ежедневные длительные упражнения с винтовкой, маршировки совсем обессиливали Тараса Григорьевича. “Из меня, теперь 50-летнего старика, тянут жилы”,- писал поэт друзьям, даже увеличив свой возраст.

Но и здесь ему не изменил юмор. Он нарисовал себя гладким неловким солдатом и подписал: “Ось так, как видите”. Эта карикатура должна была быть напечатана в газете “Северный курьер”, но петербуржский цензурный комитет запретил его печатать.

Как о наибольшем счастье, мечтал Тарас Григорьевич “…взглянуть разочек на добрых друзей моих, на Днепр, на Киев, на Украину”. 10 февраля в 1855 г. Шевченко пишет своему товарищу польскому политическому ссыльному Брониславу Залескому: “Веришь ли мне иногда кажется, что я и кости здесь свои положу, иногда… на меня находит такая жгучая, ядовитая сердечная боль, что я себя нигде места не нахожу, и чем далее, тем более эта отвратительная боль усиливается”.

В 1855 году Шевченко в довершение ко всему болел еще и изнурительной малярией. В письме к Б. Залеского Тарас Григорьевич 25 сентября в 1855 г. писал: “…Возвратясь из Ханга-бабы, выдержал порядочный пароксизм лихорадки”. Заболевание на малярию еще больше усилило поражения сердца.

Но невзирая на минуты отчаяния и тяжелую тоску, никогда у поэта не исчезает бунтарский дух и ненависть к самодержавию - наоборот, в ссылке росли и крепли революционные настроения поэта:

Хотя бы палачи их постинали
Тех царей, палачей человеческих…
Читать новости: