Никаких иллюзий у Крылова не было. Он не надеялся на появление из среды русского купечества новых Мининых. Он, может быть, и без всякой радости и даже с сожалением видел, что национальное спасение — в руках господствующего сословия: оно руководит нацией, в его руках власть и армия, и только оно может возглавить нацию в грядущих испытаниях. Поэтому в своих комедиях 1806—1807 гг. Крылов выступает не как враг дворянства вообще, не как «отрицатель», а как обличитель тех сословных пороков дворянства, которые мешают ему понять свое истинное назначение — быть руководящей силой в борьбе за самое существование независимого русского государства. В «Письме деревенского жителя о воспитании» оворится об опасности французского воспитания: «Нельзя без прискорбия видеть, что воспитание нашего юношества совершенно в руках иностранцев». Оно вверяется «бродягам, людям распутным, зараженным якобинскими правилами, вредными не только благоустроенному правительству, но и самому человечеству, часто, очень часто наставники сии не имеют понятия о чести и добродетели!».

И далее следует обвинение против дворян-расточителей, в погоне за модой транжирящих деньги, добытые трудом крепостных, обвинение, положенное годом позже в основу сюжета комедии Крылова «Модная лавка»: «Если бы помышляли они о том, с какой трудностью добываются крестьянами тысячи, проматываемые ими, если бы видели они, как бедные поселяне отдают иногда последнее рубище для доставления барину денег, нужных ему, может быть, на какие-нибудь новые моды».

Этот историзм его подхода к социальной действительности с наибольшей силой выразился в басенном его творчестве, когда, оставив театр, Крылов сосредоточился на разработке жанра стихотворной басни. У нас нет полного объяснения этого переломного момента в писательокой биографии Крылова, но мы можем предположить, что размышления над смыслом истории, над ее противоречивым и трудно объяснимым ходом привели его к убеждению, что история осуществляется теми, кто без шума делает свое каждодневное дело, и потому теперь поэта занимают не верхи общества, а его низы, не «листья», а «корни».

Интерес к жизни народа т. е. крестьянства, — характерная черта сентиментальной драмы, которая в отличие от комедии и комической оперы показывала крестьянина серьезно, не высмеивала, но оглупляла ого.





 





Именно эта проблема, проблема художественного воспроизведения крестьянской жизни, неудовлетворительно, по его мнению, осуществлявшаяся сентиментальной драмой, могла привести Крылова к решению оставить театр и сосредоточиться на басенном жанре, в котором уже существовала традиция пристального интереса к быту и нравам русского крестьянства, созданная Сумароковым, но отрицавшаяся Дмитриевым.
Уже в период особенного интереса Крылова к театру и интенсивной драматургической работы он должен был внимательно следить за театральными спорами 1803—1805 и следующих годов. Одна из самых дискуссионных тем в театральной критике этого времени — проблема изображения на сцене крестьянина, крестьянского образа жизни и мыслей, крестьянского «языка», наконец. Спор о крестьянине на сцене возник в связи с появлением сентиментальных драм В. М. Федорова, Ф. Ф. Иванова и Н. И. Ильина. Особенное значение в разработке крестьянской темы, при всей умеренности общественных позиций автора, имела драма Ильина «Великодушие, или Рекрутский набор» (1803, издана в 1804 г.). В пьесе этой действуют только крестьяне (государственные, а не помещичьи): «Таким образом банальная тема благоденствия под барскими благодеяниями отведена, а на первый план выступает самостоятельное благородство крестьян, их готовность к великодушному самопожертвованию, их понимание достоинства крестьянского труда».

В критике тех лет драма Ильина вызвала возражения даже самой своей тематикой. Критик «Северного вестника» предпочел бы, чтоб предметом изображения драматурга были другие, образованные сословия. Он писал: «Желательно также, чтобы драматические наши писатели заимствовали предметы свои и из других соетояниий, кроме крестьянского».

В. Измайлов высказался еще решительнее против серьезной разработки крестьянской темы на сцене: «Главный порок г. Ильина был доныне тот, что он выводил на сцену тех людей, которых состояние есть последнее в обществе, которых мысли, чувства и самый язык весьма ограничены и которых дела не могут служить нам ни наставлением, ни примером».

И, наконец, анонимный автор «Письма к приятелю о русском театре» высказался решительно за создание двух театров. Он объясняет равнодушие общества к русскому театру его тематикой: «что за удовольствие модным дамам слушать целый час разговор деревенских баб и девок? Ежели мы идем в театр, то хотим видеть себя, соседа своего, знакомого нам человека, — словом, хотим видеть на сцене те пороки и предрассудки, которые у нас господствуют занимать нас мужицкими пирсами, почти то же, что для черни играть „Танкреда" и „Федру"».

Вывод, к которому приходит автор «Письма», — это необходимость посословного разделения театра. «Я желал бы, чтобы было два театра. Один для народа: в нем должны представляться пьесы более сообразные с просвещением народа, пьесы, имеющие целою осмеяние пороков и предрассудков, коим простолюдины подвержены. Тут бы я вывел на сцену пьяницу, пропивающего свое имение и повергающего в бездну нищеты свою семью, вывел бы слугу, который ослушивается своего господина, и показал бы все ужасные следствия непослушания.