Говоря о главных особенностях русского просветительства, П. Н. Верков обращал внимание на то, что вопрос о сатире неотделим от вопроса о воспитании. «Всем русским просветителям XVII-XVIII вв., - писал исследователь, - была свойственна вера в то, что путем убеждения, распространения правильных и осмеяния неправильных, ложных „мнений” можно искоренить пороки, дурные нравы и через посредство „просвещенных государей”, слушающихся своих „советодателей” - философов-просветителей, ввести разумные, справедливые законы. Поэтому у всех них такое большое место занимали проблема воспитания детей и юношества и сатира, которая рассматривалась как одна из форм общественного воспитания, воспитания взрослых». С развитием журналистики в России выявились и новые формы сатиры. Большое значение при этом имело знакомство русских читателей с европейской литературой, прежде всего английскими сатирико-нравоучительными журналами Р. Стиля и Дж. Аддисона 1709-1714 гг., с более поздними английскими, французскими и немецкими периодическими изданиями того же характера, а также прозаическими сочинениями Вольтера.

В периодических изданиях 1769-1774 гг., в первую очередь в журналах Новикова, определилась и основная тематика, и основные жанровые формы, и даже стиль русской сатирической прозы последующего периода. В «Трутне» и «Живописце», отчасти и в некоторых других журналах тех лет были поставлены проблемы, к которым позднее обратился Фонвизин, а затем и Крылов. Новиков сумел органично объединить традиции русской сатирической прозы (включая и народную сатиру, и рукописную демократическую литературу) с традициями европейской сатирической журналистики.

Приемы сатирической публицистики, утвердившиеся в изданиях 1769-1774 гг., были творчески разработаны в 1780-х годах Д. И. Фонвизиным. На страницах «Собеседника любителей российского слова» (1783-1784) писатель выступил с произведением, которое по жанру приближается к «путешествию» - «Повествование мнимого глухого и немого». Хотя оно известно в незаконченном виде, основной композиционный принцип достаточно ясен: герой, притворяясь глухим и немым, стремится «видеть обнаженные сердца и нравы и проницать в самые сокровенные тайны людские».

Позднее этот опыт перенял по-своему и Крылов, который был, разумеется, знаком с опубликованными произведениями Фонвизина. По всей видимости, Крылов читал и не появившийся тогда в печати фонвизинский журнал «Друг честных людей, или Стародум». Подтвердить это могут следующие соображения. Словом, все сочинения будут совсем новые, а разве знакомые потому, что некоторые из них в публике ходят рукописные». Количество списков, вероятно, еще больше возросло после запрещения журнала санкт-петербургской полицией, о котором Фонвизин сообщал П. И. Панину 4 апреля 1788 г. Трудно предположить, что молодой Крылов, находившийся тогда в Петербурге и живо интересовавшийся литературной жизнью, не знал фонвизинского журнала. Более того, есть основания полагать, что издатели «Утренних часов» с сочувствием отнеслись к неудаче Фонвизина. Об этом свидетельствуют две статьи, помещенные во втором выпуске журнала. Здесь напечатано «Письмо от госпожи С. ..» из села Скучаева. Госпожа С… с беспокойством пишет о том, что некоторые издатели деньги на подписку берут, а книг потом не присылают. «Мне кажется, появилась в Петербурге мода, однако ж не старая (ибо в старину за то дорого плачивали), а новая, что ныне собирают по подпискам деньги, дают билеты, а книг не видим. Что это такое?», - с возмущением спрашивает госпожа С… и далее язвительно добавляет: «Ежели на поправку своего обремененного состояния кто, требует, тот просит доброхотного подаяния». Она резко отзывается о таких издателях, удивляется, «для чего таких обманщиков не проучат», и просит «силы слов не дотрагиваться». Однако два слова в ее письме заменены многоточиями. В редакторском экземпляре, обнаруженном Ф. А. Витбергом, эти слова сохранены: «обироха», «обманщики». За письмом следует «Ответ» издателей, написанный П. А. Озеровым.11 В «Ответе» говорится, что подозрения к издателям «Утренних часов» не могут быть отнесены, и здесь же очень осторожно объясняется, что у издателей, не приславших книг, могли быть на это какие-то уважительные причины.

Совершенно очевидно, что речь шла здесь о журнале Фонвизина «Друг честных людей, или Стародум». «Утренние часы» предприняли благородную попытку заступиться за Фонвизина хотя бы перед недовольными подписчиками, не знавшими всех обстоятельств издателя. Одновременная работа по подготовке изданий «Стародума» и «Утренних часов» способствовала, по-видимому, установлению каких-то контактов между Фонвизиным и участниками журнала, среди которых был и Крылов.

Издатели «Утренних часов», наученные горьким опытом Фонвизина, должны были проявлять максимум осторожности в выборе материала для печати. Это, возможно, и объясняет причину известной умеренности издания, на которую обращали внимание исследователи. Обнаружение связи, существовавшей между «Утренними часами» и запрещенным журналом Фонвизина, помогает по-новому оценить и общественно-литературную позицию издания, сыгравшего, несомненно, значительную роль в формировании сатирического таланта Крылова.


 






Подобный же идеал писателя, исправителя людских пороков, был и у русских сатириков - Новикова и Фонвизина. Их деятельность, свидетелем которой: был молодой Крылов, служила для него живым примером и образцом. Параллели, взятые Мерсье из античности, приобретали для русских читателей злободневный смысл - четкое разграничение двух типов писателей могло быть вполне применимо и к отечественной литературе: с одной стороны, придворные одописцы типа В. П. Петрова, получавшего высочайшие милости, с другой - писатели-сатирики, которые считали, что литературное творчество неотделимо от общественной, гражданственной деятельности.

Приведенная характеристика «истинного сатирика» интересна еще и в другом отношении: осмеяние пороков признается одним из способов нравоучения. Таким образом, писателю предоставляются разные возможности «отвращать от пороков» своих современников: либо учить их, как следует жить (сочинения дидактического характера), либо показывать, что нельзя жить так, как они живут (сатира). Улучшение общественного устройства, исправление человеческих нравов - общая цель и моралиста и сатирика. Но каждый из них располагает своими средствами, избранный жанр требует решения определенных художественных задач. Вместе с тем Мерсье не только декларирует, но и на практике показывает, что один и тот же автор может быть одновременно и моралистом и сатириком: такая позиция вполне соответствовала общему принципу литературы Просвещения, для которой характерно неповторимое «единство отрицания и утверждения».

Исследователи полагают, что Крылову принадлежат некоторые прозаические статьи, напечатанные в этом журнале, в частности очерк под названием «Роднябар». Это очень небольшая по объему статья, скорее этюд, зарисовка. Читатель знакомится с героем во время его утреннего туалета: умелые слуги одевают, причесывают изнеженного барина. Кто он такой - об этом говорит только его значащее имя: Роднябар. Подробно описав всю утреннюю церемонию, автор замечает: «Без сомнения, меня спросят, не принц ли это какой, которого таким образом одевали; ибо принцы имеют преимущество никогда ничего не делать своими руками?». И тут же дается ответ, полный сарказма: «Нет, это молодой полковник, который поехал учить свой полк». Эти последние слова представляют в новом свете все предшествовавшее описание. Барство, изнеженность сами по себе показаны с достаточно непривлекательной стороны; когда же выясняется, что речь идет о молодом полковнике, - несоответствие между его званием и его поведением углубляет смысл сатиры.

Несмотря на краткость статьи, автору удается несколькими штрихами создать определенный характер. Читатель ничего не знает о герое, но становится как бы невидимым свидетелем его утреннего пробуждения. Живо описанная сценка напоминает пантомиму: ни герой, ни его слуги не произносят ни одного слова, но все их движения внимательно фиксируются автором. В результате читатель может составить вполне определенное мнение о герое, понять, как относится к нему сам автор.

Это необходимое сатирику умение зорко наблюдать за поведением людей отличает и другую статью из «Утренних часов», также не без основания приписываемую Крылову, - «Модные торговки». Это не перевод, а оригинальное сочинение: здесь говорится, в частности, о том, что щеголихи покупают во французских лавках товар, который, «завалявшись в русской лавке с три года, почти уже сгнил от лежанья». Автор с явным сожалением вспоминает о недавнем прошлом: «За семьдесят лет назад не видно было здесь ни одного магазейна; француженки еще сюда не показывались и не осмеливались включать в число своих данников модных наших щеголей и щеголих». Далее с нескрываемой иронией писатель замечает: «Но сии времена невежества уже исчезли, а наступил век просвещения, и ныне все большие улицы наполнены сими торговками, продающими замену добродетели и разуму».