Сатирическое осмеяние социальных пороков и государственного «нестроения» Крылов ведет с открыто демократических позиций. Так, в одном из писем сильф Дальновид, выражая взгляды Крылова, писал: «Я почитаю в людях одну только мудрость и добродетель, и под какими бы видами оные мне не представлялись, я всегда равное имею к ним уважение. Мещанин, добродетельный и честный крестьянин, преисполненные добросердечием, для меня во сто раз драгоценнее дворянина, счисляющего в своем роде до 30 дворянских колен, но не имеющего никаких достоинств, кроме того счастия, что родился от благородных родителей, которые так же, может быть не более его принесли пользы своему отечеству, как только умножали число бесплодных ветвей своего родословного дерева».

Поэтому закономерны и защита народа, и обличения его врагов на страницах «Почты духов». Вспомним, какое негодование вызвал у Кантемира и читателя злонравный щеголь Евгений из II сатиры за то, что «вздел» на себя «деревню целую». Каково же должно было быть отношение Крылова к Промоту.

Чтобы понравиться своей любовнице, он разряжен уже ценою многих деревень и сел: «Познай, бесчеловечная,- продолжал он с трагическим восклицанием, показывая ей (своей любовнице Неотказе) правую руку, усеянную перстнями,- познай, что на этих пальцах сидит мое село Остатково; на ногах ношу я две деревни, Безжитову и Грабленную; в этих дорогих часах ты видишь любимое мое село Частодавано; карета моя и четверня лошадей напоминают мне прекрасную мою мызу Пустышку…»

Вместе с помещиками грабят и разоряют крестьянина, народ сатрапы государя: «Тщетно бедные подданные стараются скрыть малые остатки своего стяжания от жадности корыстолюбивого государя: определяемые от него надзиратели, сборщики и поставщики пробегают беспрестанно города и селения, и сии ненасытные пиявицы (курсив мой.) высасывают кровь у бедного народа даже до последней капли».

В «Почте духов» осмеиваются все сословия и прослойки, не только приносящие вред обществу, но и не дающие ему пользы. Серьезные требования предъявляются к искусству, литературе, особенно к сатире, которая должна стать одним из эффективнейших средств общественного воспитания. Позитивная программа Крылова пока еще остается в рамках просвещенного абсолютизма». Однако проводимое им на многих страницах журнала противопоставление реального и идеального государя превращается в едкую сатиру на Екатерину II. В письме сильфа Выспрепара волшебнику Маликульмульку дана впечатляющая картина, близкая к главе «Спасская полесть» из «Путешествия…» Радищева. События происходят в столице великого Могола (в Индии). Юный правитель, только что взошедший на престол после смерти отца, был окружен «гнусным ласкательством» со стороны вельмож и стихотворцев, которые «выводили род его от богов». Просьбы вельмож доходных мест сопровождались безграничной лестью. В хоре вымогателей раздавалось: «Высокомощный государь!», «Блистательное величество!», «Ваше благоуханное величество!», «Ваше непостижимое величество!», «О государь, в пять раз мудрейший!». Молодому властителю внушают, что «не отменно нужно, чтоб в государстве твоем были чины посредственные и чтоб не тот сам держал твое стремя, которому должно его держать, и чтобы твой хлеб проходил или, по крайней мере, почитался проходящим между рук семидесяти пяти чиновных, прежде нежели достигнет до божественных уст твоих…»


 



Что же нужно делать монарху, «дабы сделаться похвалы достойным»? Советоваться с мудрецами, «суровыми и задумчивыми» «мисантропами», которые «не опасаясь злобы и ненависти своих сограждан, с презрением и смело осуждают все то, что видят в них худова».

Разнообразны сатирические приемы в «Почте духов». Говорящая фамилия откупщика Скотонрава, уподобление щеголя кривляющейся обезьяне связаны с приемом «зоологизации». Гротеск, пародия, гипербола, простодушный рассказ гномов, разоблачение «кукольное» («никто не делает ничего по своей воле, но все как будто на пружинах») персонажей - вот далеко не полный перечень художественных средств, использованных в журнале. В феврале 1792 года цензура разрешила печатать первый номер журнала «Зритель». Его издателями и главными участниками вместе с Крыловым были П. А. Плавильщиков и А. И. Клушин. В этом журнале были опубликованы замечательные антимонархические («Каиб») и антикрепостнические («Похвальная речь в память моему дедушке») произведения Крылова.

«Необыкновенная меткая и злая» (Белинский) сатира, «Каиб» был создан писателем в жанре «восточной повести», получившей широкое распространение в европейской литературе после «Персидских писем» Монтескье. Таким образом повесть Крылова вписывается в европейский литературный контекст. Отнесение действия на восток служило своеобразным (в конечном итоге весьма прозрачным) прикрытием резкой критики правления Екатерины Л. В этой повести отчетливо проявила себя эволюция политических взглядов писателя. Крылов уже не верит в возможность существования «просвещенной» монархии.

Ведь Каиб сохраняет только внешние аксессуары «просвещенного» монарха, оставаясь типичным неограниченным деспотом. Злой издевкой звучит в повести утверждение автора о том, что «Каиб ничего не начинал без согласия своего дивана (совета.), потому что хотя калиф и согласен был выслушать возражения любого члена совета, но с непременным условием: «в сию ж минуту получит он пятьсот ударов воловьего жилою по пятам, а после мы рассмотрим его голос». По этой причине «иногда терпел он визирей с крепкою головою, но не мог терпеть тех, у коих крепки были подошвы». С большой находчивостью описывает Крылов членов дивана. «Первый был Дурсан, человек больших достоинств; главное из них было то, что борода его доставала до колен и важностию походила на бунчук». Далее следовал Ослашид «из потомков Магомета», владелец «белой чалмы», что «давало ему право на большие степени и почести». Третьим оказался Грабилей. Он был Сын «чеботаря» (сапожника), который обувал народ с большим успехом. Грабилей же «искал способов, как со временем разувать Гот народ». При определенных индивидуальных качествах все «были охотники спускать змеи, и не менее любили арапские, сказки».

В этой повести Крылов выступил также с резкими нападками на классицистическую и сентиментальную эстетику, извращавшую истинное положение вещей в действительности. Так, калиф в своем путешествии встречается с поэтом, который воспел и оде недавно им повешенного за взятки визиря. В этой оде добродетели казненного «были воспеты с таким восторгом, что калиф 1ачал уже опасаться, не святого ли он повесил», и успокоился Голько тогда, когда поэт объяснил ему, что поэты вначале дают своему «воображению волю в похвалах с тем только условием, чтоб после всякое имя вставить можно было».

Многочисленные персонажи «Сатирического вестника» (помещики- разорители своих крепостных, моты, картежники, петиметры и щеголихи, судьи-взяточники и т. д.) бесчинствуют по всем городам и весям России. Автор-издатель «Сатирического вестника» порой показывает, какой дорогой ценой обходятся крестьянам чудачества и модничанье их господ. Н, Страхов, например, рассказывает, как один «прожившийся сосед, недавно прибывший из столицы, будто бы имеет на своем фраке такие пуговицы, коих нортище (дюжина.) стоит 75 рублей; но сказывают, что по объявлению его находятся еще пуговицы ценою во 150 рублей портище». Как крыловский Промот, загубивший для своих нарядов немало сел и деревень, упомянутый сосед и «многие ему подобные обратили волшебным образом все свои деревеньки и достаточек в одни сии пуговицы» (фрак соседа «с сими пуговицами» стоил «в такую цену, которую он получил за двух проданных им крестьян»).

Как отмечает исследователь, все поведение и бытие дворянского сословия «подвергается детальному и пристальному анализу. И над всеми сторонами жизни дворянства царствует мода».