В эти же годы Шекспир много и усердно работал над пьесами из “истории Англии, драматическими хрониками. «Генрих VI», хроника в трех частях, был написан в 1590-1592 гг. За ней последовали «Ричард Ш» (1592), «Ричард II» (1595), «Король Джон» (1596), «Генрих IV» (в двух частях, 1597-1598) и последняя из пьес Шекспира в этом жанре «Генрих V» (1599). История соединяется в этих пьесах с легендой, достоверные факты - с поэтическим вымыслом. Перелистывая сумрачные страницы прошлого, Шекспир полон настоящим и думает о будущем Англии. Сурово осуждая кровавый произвол и своеволие феодалов, ослаблявших страну смутами и распрями, Шекспир ратует за сильную королевскую власть, цементирующую живые силы нации, мечтает об идеальном короле. Но история, увы, дает весьма скудный материал для изображения сильного и мудрого монарха! Большинство коронованных героев, драматических хроник чрезвычайно далеки от этого идеала.

Вот слабый и порочный Ричард II. Он низвержен, и он заслужил это. Вот злобный лицемер Ричард III. Он дьявольски проницателен и смел, но шагает к короне, попирая все законы человечности. И не мысль о благе нации ведет его этой кровавой дорогой, а неуемная   жажда власти. Одного лишь Генриха V Шекспир наделил теми качествами, которые делают этого короля достойным претендентом на роль объединителя нации: он тверд и мужествен, печется о благе страны, знает свой народ. Герои исторических драм Шекспира живут в реальной Англии. Перед зрителем распахиваются ворота угрюмых замков и шумных постоялых дворов, он входит внутрь и знакомится с их обитателями. Это не условные фигуры, не драматизированные иллюстрации к заданной теме, как бывало в прежних хрониках,- это люди с их страстями, слабостями, желаниями. Люди разных сословий, возрастов, взглядов. Рыцари и солдаты, трактирщицы и архиепископы, принцы и извозчики.

Обмениваются сочными шутками завсегдатаи кабачков. Шумит военный лагерь накануне боя, собираются на тайное совещание рыцари-феодалы, замышляя новую смуту. В пьесе «Генрих IV» появляется одна из самых колоритных фигур, созданных Шекспиром,- захудалый рыцарь, пьяница, хвастун, враль, попрошайка, плут и при всем том жизнелюбец и острослов сэр Джон Фальстаф. Из хроники он затем перекочевывает в комедию «Виндзорские кумушки». Видно, бурным успехом пользовался он у зрителей!

Седьмого февраля 1601 г. в театре «Глобус», открытом незадолго перед тем Джемсом Бербеджем, шла пьеса Шекспира «Ричард II». Она была поставлена по просьбе графа Эссекса и его друзей. Все скамейки вдоль сцены были заняты молодыми аристократами. Здесь были и граф Соутгемптон, и граф Ретленд и много их приятелей. Они возбужденно переговаривались о чем-то. Видно, неспроста собрались они здесь в этот день, неспроста приплатили по 12 шиллингов каждому акгеру за то, что он выступит в пьесе, где речь, идет о низложении и убийстве одного из английских королей.


 



Но ни Шекспир, ни другие актеры не знали, что замышляют их   высокопоставленные   зрители. Им только было известно, что граф Эссекс находится в опале и последнее время редко с-тал показываться в Лондоне. А совсем еще недавно этот молодой вельможа был любимцем королевы, всемогущим фаворитом, баловнем судьбы. Королеве Бесс шел уже седьмой десяток, но она все так же румянилась, носила яркие платья и требовала поклонения. Цветущие юноши наперебой льстили ей, знатные вельможи готовы были горло перегрызть один другому из-за королевской милости. Елизавета оделяла любимцев без урона для своей шкатулки: она жаловала им выгодные места, права на откупы и монополии. И Эссекс жил припеваючи, получив монополию на продажу сладких вин.

Но монаршья милость невечна. Фавориты менялись. К тому же Эссекс разгневал королеву, он осмелился жениться тайком, без разрешения своей повелительницы. Еще больше разъярилась Елизавета, когда Эссекс, посланный в 1600 г. на усмирение мятежа в Ирландии, обманул все ожидания и заключил перемирие с повстанцами, не разгромив их. Графа обвинили в измене, привлекли к суду. Приговор, вынесенный бывшему фавориту, не был суров. Некоторое время Эссекса продержали под домашним арестом. Но королева нанесла ему и более чувствительный удар, лишив его главного источника доходов - монополии на сладкие вина. Кошелек графа был пуст, долги росли. И Эссекс стал замышлять заговор против королевы. Нет, не о революции он мечтал, а о дворцовом перевороте: убрать своих противников и соперников при дворе и занять прежнее положение при королеве.

Заговорщики выступили на следующий день после спектакля в театре «Глобус», сыгранного по их просьбе (спектакль этот послужил своеобразным сигналом к выступлению). Эссекс надеялся, что к нему присоединятся народные.массы, и думал застать королеву врасплох. Но полиция уже насторожилась. Во дворце была удвоена охрана, и заговорщиков встретили наведенные на них ружейные дула. Толпа лондонцев, окружавшая Эссекса, рассеялась. Граф скрылся в свой дворец, но скоро был вынужден сдаться.

На этот раз королева не стала мирволить. Голова Эссекса скатилась с плеч. Граф Соутгемптон был заключен в Тоуэр. Актеров, участников спектакля, не тронули: они не были причастны к заговору. Надо думать, судьба заговорщиков взволновала Шекспира, но, вероятно, он понимал, что вряд ли что-нибудь изменилось бы в Англии в случае удачи заговора Эссекса. Одни фавориты сменили бы других, а порядки остались бы те же. И правители не сделались бы мудрее, милосерднее, и алчность и продажность не пошли бы на убыль.

Да. Пора больших ожиданий в английском королевстве и в жизни Шекспира прошла. Наступил долгожданный новый век, но он не принес с собой «единого безоблачного счастья», о котором мечтали гуманисты. Туманы не рассеивались. Наоборот, он» сгущались. Сильная королевская власть, сыграв свою роль в формировании нации, утрачивала историческую прогрессивность. При дворе подвизались честолюбцы и тунеядцы. А по большим дорогам Англии шли все те же вереницы скитальцев. Все так же клеймили и вешали бродяг.

Громче и громче звучали голоса пуритан. Они обличали роскошь, мотовство и распутство вельмож, «о им ненавистно было и жизнерадостное свободомыслие гуманистов. Ханжеская узость, религия тугого кошелька, торжество лицемерия - не в этом ли заключалась мораль накопителей, идущая на смену морали расточителей? На как далека эта мораль от идеалов Возрождения!