Искры, способной зажечь огонь российского и вселенского преображения, преображения прежде всего духовного, у Белого нет и в мотиве женственности, который 9 рассматриваемом стихотворении представлен не прямо, а косвенно, подразумеваясь в связи с образом России, которая в поэме «Христос воскрес» будет названа «невестой» и «облеченной солнцем Женой». «Огневая стихия» России воспламеняется не изнутри, а свыше и извне. Активным носителем духовного преображения у Белого является мужское напало, воплощенное в лирическом герое его поэзии» то есть практически в самом поэте, пророке и певце «огневой стихии», причем это духовное динамическое начало привносится тоже извне, переходит от духовных отцов, постигается через учителей и их учения, обобщающие в себе духовно - нравственный опыт человечества (Платон, Вл. Соловьев, Р. Штейнер и др.). Дух, внедряющийся в эмпирическую действительность извне и свыше, воспламеняет не только Россию - «Мессию грядущего дня», призванную, по убеждению Белого, зажечь в свою очередь во всем мире революцию духа, но и самого поэта:

«И ты, огневая стихия,
Безумствуй, сжигая меня,
Россия, Россия, Россия—
Мессия грядущего дня!»

Такое «сжигание» себя ради преображения России и всего мира было для Белого своеобразной формой духовно-нравственного самопожертвования во имя всеобщего, коллективного возрождения, средством духовно-нравственного служения народу, требующим в определенном смысле отрицания своего «я» во имя «мы», столь характерного в разных проявлениях для революционной поэзии 1917—1921 годов. В отличие, например, от Маяковского или пролетарских поэтов, отрицание своего «я» у Белого не означало сведения значимости всего личного и интимного к нулю, а означало очищение «я» от всякого рода эгоизма и такое самопожертвование, которое бы способствовало пробуждению духовно- личностного начала и человеческого достоинства в других людях.

Идею духовного преображения в годы революции индивидуального «я» и, как говорил сам Белый, «Я» коллектива души народа, души человечества». Раскрывая идейную связь поэмы «Христос воскрес» с предшествующей поэзией Белого, Т. Хмельницкая справедливо отмечала: «Для Белого Христос тема не новая. Еще в «Золоте в лазури» в цикле 1903 года «Вечный зов», всплывает образ распятого Христа, «…» отождествленного с лирическим «я» поэта. Весь раздел «Багряница в терниях» развивает этот смысл. И дальше, в «Пепле», тема миссии и «второго пришествия» сплетается у Белого с темой пророка, причем образ этот двойственен, противоречив, он и провидец и безумец. В поэме, - продолжает исследовательница, - образ Христа – уже не субъективный символ личного сознания поэта. Он объективируется, расширяется на большие события, происходящие в мире».

Тема преображения человека и мира, общее для русской поэзии революционной эпохи 1917 – 1921 годов раскрывается в поэме Белого не в социальном плане, а в плане духовно – нравственном. В самой сюжетно – композиционной структуре произведения, основанной на перенесении евангельской легенды в современную действительность, поэт стремился подчеркнуть значимость и активность духовно – нравственного преображения современной действительности. После поэмы «Христос воскрес» Белый довольно долгое время не обращался к стихам. Только в июне 1921 года он начал писать поэму воспоминание «Первое свидание», а еще через год создает свой последний сборник стихов «После разлуки». И поэма, и особенно сборник стихов для Белого стали выражением так называемого «лирического отступления». В поэме «Первое свидание» «отступление» в прошлое дополнялось и углублялось «отступлением» в лирику, в личные переживания юношеской поры, в тему любви, причем любовь здесь в духе Белого воспринималась широко: не только как любовь к женщине во плоти, которой в поэме является Надежда Львовна Зарина, но и как любовь к идее, в данном случае к учению Вл. Соловьева с его идеей вечной женственности:

Вдруг!..
Весь – мурашки и мороз!
Между ресницами - стрекозы!
В озонных жилах – пламя роз!
В носу – весенние мимозы!

Она пройдет – озарена:
Огней зарней, неопалимей…
Надежда Львовна Зарина
Ее не имя, а – «во-имя!..»

Браслеты – трепетный восторг -
Бросают трепетные слезы;
Во взорах – горний Сведенборг;
Колье – алмазные морозы;

 



Серьга – забрежжившая жизнь;
Вуаль провеявшая – трепет;
Кисей вуалевая брызнь
И юбка палевая – лепет;
А тайный розовый огонь,
Перебегая по ланитам
В ресниц прищуренную сонь,
Их опаливший меланитом, -
Блеснет, как северная даль,
В сквозные, веерные речи…
Летит вуалевая шаль
На бледнопалевые плечи.

И я, как гиблый гибеллин,
У гвельфов ног, - без слов, без цели:
Ее потешный палладин
Она – Мадонна Рафаэля!

Характерной особенностью «лирического отступления» в поэзии начала 20- х годов был романтический протест против «прозы» начавшегося периода НЭПа. В поэме «Первое свидание» в прямом смысле такого протеста нет, он здесь выражен по-другому, как верность романтическим соловьевским идеалам юношеских лет и как неприятие бескрылой и бездуховной обывательщины:

Благонамеренные люди,
Благоразумью отданы:
Не им, не им вздыхать о чуде,
Не им – святые ерунды…
О, не летающие! К твери
Не поднимающие глаз!
Вы – переломанные жерди:
Жалею вас – жалею вас!

Обывательская бездуховность и безыдеальность вызывали у поэта только жалость, но не чувство безысходности: для себя он находил духовное прибежище и веру в жизнь в воспоминаниях о романтических идеалах молодости, которые хотя и не привели к такому широкому и духовно-нравственному преображению человечеству, о котором мечталось когда-то, но все-таки оказали свое воздействие хотя бы на судьбу самого поэта и тем самым не лишали его надежды на возвращение действенности, духовных идеалов и будущего.