Идейное построение «Евгения Онегина» основано на   сопоставлении, а в первых главах и противопоставлении Онегина и  Татьяны, то есть двух типов культуры и   морально-психологического склада, обоснованных в свою очередь двумя видами   среды, воспитания, культурных и бытовых воздействий и - еще  глубже - двумя видами отношения к национально-народному  началу в жизни и в культуре. Онегин… становится вполне   понятен именно в контрастном сопоставлении с Татьяной,   демонстрирующей национально-народный тип сознания, душевного  склада и потому выражающей норму, идеал пушкинского   мировоззрения 1823-1830 гг. («Татьяны милой идеал», - сказал сам  Пушкин в завершающей строфе романа).

Татьяна как тип, то есть закономерный характер, и как   явление культуры определена у Пушкина двумя началами по   преимуществу. Глубокой основой ее образа является народность,  второй элемент ее образа - это ее чтение, книжное воздействие  предромантизма (сентиментализма).

Романы - это книжное воспитание Татьяны. Но оно падает на  почву более глубокую, более органическую, принципиально   определяющую внутренний мир пушкинской героини. Недаром, еще  прежде чем сказать о том, что «ей рано нравились романы»,   Пушкин говорит о том, что сердце девочки Татьяны «пленяли»

    * страшные рассказы
    * Зимою, в темноте ночей,
    * то есть народные   сказки.

 В такой же мере, как образ Онегина в первых главах романа  определен салонной искусственностью космополитической   цивилизации, образ Татьяны определен органическим складом   народной жизни и фольклора. Здесь следует различать два круга   образно-словесных символов, выражающих в тексте романа идею   народности - основы душевной жизни Татьяны: с одной стороны,  это фольклор, с другой - это русский по преимуществу быт,   воздействие национальной, хотя и патриархальной среды. Иначе   говоря, и с той и с другой стороны - это воздействия по   преимуществу русские. Фольклор и народная жизнь сопровождают образ  Татьяны как лейтмотив.

Первое появление Татьяны в романе сразу  же сопровождается акцентировкой демократичности ее имени,   противопоставленного имени Онегина - «Евгений», имени, не   применяемому в демократической среде, книжному и «западному», не  русскому по колориту. Замечу кстати, что имя и фамилия -   Владимир Ленский - имеют условно-романтический характер.   Пушкин указывает по поводу имени Татьяны: 

    * Оно приятно, звучно, 
    * Но с ним, я знаю, неразлучно
    * Воспоминанье старины 
    * Иль девичьей!.. 

К этой же строфе Пушкин сделал примечание о том, что «сладкозвучнейшие греческие имена употребляются у нас только между  простолюдинами». Итак, с первых слов о Татьяне ее образ окружен  представлениями о старине, о девичьей, о вкусах и   простолюдинов, причем не противостоит этим представлениям, а как бы   сливается с ним. Что же касается имени, то оно до конца романа  придавало образу героини его некое звучание простонародности,  вплоть до того места, где о княгине сказано совсем просто:  Кто прежней Тани, бедной Тани,  Теперь в княгине б не узнал! 


 



Развитие образа Татьяны совершается в   сопровождении фольклора и образов крестьянской жизни. В третьей главе дана завязка романа Татьяны, первый поворотный пункт ее  судьбы: она полюбила; и именно тут, рядом с ней, оттеняя ее,  возникает образ няни, простой русской крестьянки, женщины  из народа. Именно няня оказывается другом Татьяны в   решающую минуту. Пушкин даже не упоминает в соответственном месте  о родных Татьяны, об ее матери, об Ольге. Они стушевались,  исчезли из поля зрения читателя. На их месте - няня, которая и  символизирует подлинную душевно-культурную среду Татьяны. 


Нет необходимости доказывать, что образ няни дан в тонах  самого теплого сочувствия, симпатии автора, что он поддерживает  высокую оценку Татьяны как идеала. Тут же, в диалоге с няней,  опять всплывают воспоминания поэзии народа:

    * Я, бывало,
    * Хранила в памяти немало
    * Старинных былей, небылиц,
    * Про злых  духов и про девиц…»

Вслед за тем возникает представление о   фольклорных образах любовно-свадебной поэзии, как бы   аккомпанирующее теме любви Татьяны: ведь для нее Онегин - и идеальный  герой романов, и - глубже - суженый народной песни.  Затем идет письмо Татьяны, и сразу вслед за ним - образы  утра, и уж конечно:  … там поток  Засеребрился; там рожок  Пастуший будит селянина…  Этот мотив несколько сентиментальный, но опять вводящий  в поле зрения рядом с Татьяной и селянина, и пастуха с   рожком, зовущим к труду.

 Конец главы - новый поворот, новые события в жизни   Татьяны: грядущее свидание с Онегиным. Мучительное волнение  Татьяны опять изображается на фоне фольклорного мотива, на  этот раз развернутого и подчеркнутого выпадением из размера и  строфы романа. Это песня девушек, появление которой в таком  месте романа не может быть объяснено ничем иным, кроме   задания быть идейным аккомпанементом решающему мгновению  душевной жизни героини.

Такова манера Пушкина: он очень  скуп на прямые раскрытия психологических состояний своих  героев, чрезвычайно сдержан в анализе содержания их   душевной жизни, но он восполняет и то и другое сложными   сочетаниями образов, окружающих его героев в те или иные моменты их  жизни. Не стоит здесь спорить с теми, которые склонны   объяснять появление тех или иных мотивов в «Евгении Онегине»   произволом.

Для таких читателей «песня девушек» - только   забавная деталь, не имеющая значения, образ няни - это комплимент Арине Родионовне, свидетельствующий о добрых чувствах  Пушкина, но ничего не говорящий об идее его романа, а весь  роман в целом - не несущее в себе идеи, хотя и «широкое»  изображение помещичьей жизни в России 20-х годов!  Между тем суть появления «песни девушек» в конце третьей  главы заключена именно в фольклорном стиле этого   «вставного» стихотворения и в его содержании: ведь в ней говорится о  любви девицы-красавицы к молодцу, о любовной игре и смелом  выражении любви со стороны девушки из народа. Это и есть  эмоциональная тема главы. В строфе, следующей за «песней девушек», стоит   обратить внимание на сравнение, связывающее образ Татьяны с   фоном песни, которую Татьяна слушает:

    * Так зайчик в озими   трепещет,
    * Увидя вдруг издалека
    * В кусты пришедшего   стрелка

Этим сравнением, привлекающим выражение и образ   народной речи и сказки, охарактеризовано состояние Татьяны.  Сравним с этим строфу, в которой говорится о том, что Татьяна  полюбила Онегина: «Так в землю падшее зерно. Весны огнем  оживлено», - сравнение деревенское, взятое из круга   представлений землепашца. В главе четвертой о Татьяне говорится   чрезвычайно мало, ей посвящено всего несколько строк; даже в   сцене свидания внимание автора направлено не на нее, а на   Онегина.