Для Лермонтова мера оценки гуманистических идеалов и внутреннего мира личности заключена в личном деянии. Лишенное всякого практического дела, поколение обречено на абстрактное умозрение («Меж тем под бременем познанья и сомненья В бездействии состарится оно…», «В начале поприща мы вянем без борьбы…»), на общественную и историческую изоляцию («Над миром мы пройдем без шума и следа…»). Идеи обратились в свою противоположность: мера истинности потеряна. Несовместимые понятия «добро» и «зло», «любовь» и «ненависть» утратили противоположность. «Познанье» и «сомненье», «ум» и «наука» скомпрометированы в сознании поэта. Напротив, «надежды лучшие», «голос благородный… страстей» скомпрометированы в сознании поколения. В этом переплетении разных планов, в контрасте и скрещении «сознаний» обнажено движение мысли.

«Высокие» слова: «ум», «наука», «познанье», «сомненье»- снижаются (наука - «бесплодна», ум оказывается «иссушенным», познанье и сом-пенье - «бременем»). В сознании поколения снижены «высокие», по мысли Лермонтова, чувства: «надежды лучшие» и «голос благородный» «завистливо таятся», «страсти» «осмеяны неверием», «Мечты поэзии, создания искусства Восторгом сладостным наш ум не шевелят», «остаток чувства» превращен в «бесполезный клад». Все перемешалось, мера утеряна, истина похоронена. Лермонтов, оперируя контрастами, настойчиво выявляет свою позицию.

Равнодушию поколения, утратившего нравственные ценности, поэт противопоставляет страстный порыв к действию, стойкую жизненную активность. Это выражается разными путями. Так, элегическое размышление («Мечты поэзии, создания искусства…») контрастно насмешке («Мы жадно бережем в груди остаток чувства…»). Элегической интонации соответствует поэтически условная лексика («мечты поэзии», «сладостный восторг»), в которой воплощены возвышенные идеалы поэта, глубоко затаенные. Они противостоят внутренней пустоте поколения, выраженной и намеренно  прозаических,  нарочито сниженных   словах  («наш ум не шевелят»). Той же цели служат нагнетание контрастных поэтических формул, необычайная энергия выражения, противостоящая осуждаемым расслабленным чувствам («Перед опасностью позорно-малодушны, И перед властию - презренные рабы»).

 




Чувство возможности, желательности поступка, переживание его как действительного, реального, как некоего идеального общественного поведения выдвигает Лермонтова из круга людей 30-х годов. Вместе с тем прямого действия нет, и поэт сознает себя представителем ущербного поколения, не выступающего открыто против власти, не жертвующего собой. Есть две стороны рабства - рабство неведения и рабство просвещенное. Лермонтов в «Думе» писал о рабстве просвещенном. Для человека с таким высокоразвитым нравственным сознанием нет ничего хуже, как, сознавая себя рабом, не противиться этому противоестественному состоянию. Но уже само сознание рабского состояния - первый шаг к общественному поступку.

Осуждая современников, поэт поднимается над их сознанием. Сознание поэта в «Думе» объективировано. Он уже предстает не только избранником, но и одним из людей этого поколения. Проникновение в лирику объективных моментов выводит ее за пределы романтической лирики обычного типа. Конкретный, психологически обоснованный и к тому же объективированный образ поэта, носителя лирического переживания, обладающего отчетливым историческим зрением, перестраивает и жанровую структуру лермонтовских стихотворений.

У Лермонтова в зрелой лирике нет «чистых» жанров. Каждый лирический жанр создается заново, в зависимости от точки зрения, выбранной для рассмотрения конкретной жизненной ситуации или внутреннего состояния души.

С этой точки зрения «Дума» Лермонтова представляет собой новую жанровую форму - лирический монолог, герой которого наделен конкретно-психологическими чертами, ощущается как живой человек, искренне взволнованный судьбой своего поколения. Он думает о прошлом, настоящем и будущем своих современников и с горечью констатирует мелочность идеалов, измельчание их душ, стремится вникнуть в причины, породившие пошлость окружающей жизни. Искренность переживаний лирического героя придает стихотворению глубоко индивидуальный характер. Раздумье сочетается с декламацией, разочарование и скорбь лирического героя - с едкой насмешкой и горькой иронией. Стихотворение лишено и стилистического единства: наряду с обычными элегическими формулами (мечты поэзии, надежды лучшие, голос благородный, огонь кипит в крови, холод тайный и др.) встречаются философские и социальные понятия и термины (познание, добро и зло, начало поприща, борьба и т. д.).