Вообще «Горе от ума» - не комедия в смысле и   значении художественного создания, целого, единого, особого и  замкнутого в себе мира, в котором все выходит из одного   источника - основной идеи, и все туда же возвращается, в котором  поэтому каждое слово необходимо, неизменимо и незаменимо;  в котором все превосходно и ничего нет слабого, лишнего,   ненужного, словом - в котором нет достоинств и недостатков, но  одни достоинства. Художественное произведение есть само себе  цель и вне себя не имеет цели, а автор «Горе от ума» ясно имел  внешнюю цель - осмеять современное общество в злой сатире,  и комедию избрал для этого средством.

Оттого-то и ее   действующие лица так явно и так часто проговариваются против себя,  говоря языком автора, а не своим собственным; оттого-то и  любовь Чацкого так пошла, ибо она нужна не для себя, а для  завязки комедии, как нечто внешнее для нее; оттого-то и сам  Чацкий какой-то образ без лица, призрак, фантом, что-то   небывалое и неестественное. Но как не художественно созданное лицо  комедии, а выражение мыслей и чувств своего автора, хотя и  некстати, странно и дико вмешавшееся в комедию, сам Чацкий  представляется уже с другой точки зрения. У него много   смешных и ложных понятий, но все они выходят из благородного  начала - из бьющего горячим ключом источника жизни. Его  остроумие вытекает из благородного и энергического   негодования против того, что он, справедливо или ошибочно, почитает  дурным и унижающим человеческое достоинство, - и потому  его остроумие так колко, сильно и выражается не в каламбурах,  а в сарказмах.

И вот почему все бранят Чацкого, понимая   ложность его как поэтического создания, как лица комедии, - и все  наизусть знают его монологи, его речи, обратившиеся в   пословицы, поговорки, применения, эпиграммы, в афоризмы   житейской мудрости. Есть люди, которых расстроенные или от   природы головы слабые не в силах переварить этого противоречия и  которые поэтому или до небес превозносят комедию   Грибоедова, или считают ее годною только для защиты каких-то рож,  подверженных оплеухам. 



 




Выведем окончательный результат из всего сказанного нами  о «Горе от ума», как оценку этого произведения. «Горе от ума»  не есть комедия, по отсутствию, или, лучше сказать, по   ложности своей основной идеи; не есть художественное создание, по  отсутствию самоцельности, а следовательно, и объективности,  составляющей необходимое условие творчества. «Горе от ума»  - сатира, а не комедия: сатира же может быть художественным  произведением.

И в этом отношении «Горе от ума» находится  на неизмеримом, бесконечном расстоянии ниже «Ревизора», как  вполне художественного создания, вполне удовлетворяющего  высшим требованиям искусства и основным философским   законам творчества. Но «Горе от ума» есть в высшей степени   поэтическое создание, ряд отдельных картин и самобытных   характеров, без отношения к целому, художественно нарисованных  кистию широкою, мастерскою, рукою твердою, которая если и  дрожала, то не от слабости, а от кипучего, благородного   негодования, которым молодая душа еще не в силах была совладеть. В  этом отношении «Горе от ума», в его целом, есть какое-то   уродливое здание, ничтожное по своему назначению, как,   например, сарай, но здание, построенное из драгоценного паросского  мрамора, с золотыми украшениями, дивною резьбою,   изящными колоннами…

И в этом отношении «Горе от ума» стоит на  таком же неизмеримом и бесконечном пространстве выше   комедий Фонвизина, как и ниже «Ревизора».  Грибоедов принадлежит к самым могучим проявлениям   русского духа. В «Горе от ума» он является еще пылким юношею,  но обещающим сильное и глубокое мужество, - младенцем, но  младенцем, задушающим еще в колыбели огромных змей,   младенцем, из которого должен явиться дивный Иракл. Разумный  опыт жизни и благодетельная сила лет уравновесила бы волхования кипучей натуры, погас бы ее огонь и исчезло бы его   пламя, а осталась бы теплота и свет, взор прояснился бы и   возвысился до спокойного и объективного созерцания жизни, в   которой все необходимо и все разумно, - и тогда поэт явился бы  художником и завещал потомству не лирические порывы своей  субъективности, а стройные создания, объективные   воспроизведения явлений жизни… Почему Грибоедов не написал ничего  после «Горя от ума», хотя публика уже и вправе была ожидать от  него созданий зрелых и художественных? - это такой вопрос,  решения которого стало бы на огромную статью и который все  бы не решился. Может быть, служба, которой он был предан не  как-нибудь, не мимоходом, а действительно, вступила в соперничество с поэтическим признанием; а может быть и то, что в  душе Грибоедова уже зрели гигантские зародыши новых   созданий, которые осуществить не допустила его ранняя смерть.

Кто  в нем одержал бы победу - дипломат или художник, - это   могла решить только жизнь Грибоедова, но не могут решить   никакие умозрения, и потому предоставляем решение этого вопроса  мастерам и охотникам выдавать пустые гадания фантазии за   действительные выводы ума; сами повторим только, что «Горе от  ума» есть произведение таланта могучего, драгоценный перл  русской литературы, хотя и не представляющее комедию, в   художественном значении этого слова, - произведение слабое в  целом, но великое своими частностями.